Челлендж WTF Richelieu 2014

WTF Ришелье 2014. Челлендж

Список работ

WTF Richelieu 2014
"46 подвесков королевы" визуальный роман
"Кукел" хендмейд с туториалом
"Вундервафля" хендмейд с туториалом
"Ришелье и церковь Франции" аналитика от 2001 слова
"МайнРиш" майнкрафт-объект
"Анекдоты" анекдоты
"Аватары - Вальц" аватары
"Аватары - симс" аватары
"Танец красного герцога" музыка

WTF Richelieu 2014 - <a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p195427373.htm">1 визуальный роман, 2 хендмейда с туториалом, 1 аналитика от 2001 слова, 1 майнкрафт-объект, 1 анекдоты, 2 сета аватар, 1 музыка</a>

46 подвесков королевы

Название: 46 подвесков королевы
Автор: Рикардо Фонтана, Руди Мюллер
Форма: визуальный роман
Пейринг/Персонажи: Людовик XIII, Анна Австрийская, Ришелье, Бекингем, Рошфор, Миледи, д`Артаньян, Констанция, ла Порт, Атос, Портос, Арамис
Категория: джен
Рейтинг: G

Кукел

Название: Кукел
Автор: Natalia Pavlova, а.д.
Форма: хендмейд с туториалом
Пейринг/Персонажи: Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G

Вундервафля

Название: Вундервафля
Автор: Руди Мюллер
Форма: хендмейд с туториалом
Категория: джен
Рейтинг: G

Если вы впечатлились фильмом 2011 года "Мушкетеры" и вам захотелось заиметь собственную вундервафлю-дирижабль, то этот туториал для вас!

Исходники:

Материалы:

Пластиковая бутылка (от ее размеров зависит размер, собственно, результата), картон толстый и плотный для фона (подойдет, например, картон от коробок из-под бытовой электроники или компьютеров), картон толстый (можно и не плотный), картон тонкий, но гибкий (придется скручивать), проволока толстая, жесткая, проволока тонкая гибкая, прозрачная леска, нитки, игла, наперсток, ножницы, резак для офисной бумаги, степлер, двусторонний скотч, акриловые краски (использованы: коричневый, бордовый, красный, золотой + желтый, голубой, белый), цветная бумага, клей "момент", черный маркер.

Отрежьте у бутылки горлышко и дно (только часть из очень плотного пластика, который нельзя проткнуть иглой без слез, мучений и молотка). Разрежьте бутылку вдоль на 2 равные части.
Сверните из картона №3 конус и определите угол наклона носа дирижабля. Заднюю часть конуса надо сплющить и скрепить степлером.
Пришейте кос дирижабля к основной части тонкой проволокой. Покройте коричневой краской.
Вырежьте из картона №3 среднюю и малую части гондолы дирижабля, а также хвост, нижнюю часть оболочки дирижабля и боковой выступ. Из картона №2 - большую часть гондолы. Покройте коричневой краской.
Выберите большой кусок картона №1. Заклейте однотонной цветной бумагой.
На высохшую бутылку нанесите вертикальные бордово-коричневые полосы.
Нанесите контур на большую часть гондолы дирижабля желтой краской. Добавьте желтые контур и линии на среднюю и малую части гондолы, хвост и нижнюю часть оболочки.
На бутылку нанесите две красные полосы.
Нанесите поверх узоры желтой краской, для придания неоднородности и объема в некоторых местах смешивайте ее с коричневой.
На среднюю часть гондолы нанесите красные элементы поверх желтых. На малую часть - белые и голубые.
На бутылку нанесите герб.
Из картона №2 вырежьте 5 квадратов 1х1см, наклейте на них кусочки двустороннего скотча. Приклейте с их помощью среднюю часть гондолы к большой, с помощью 2 оставшихся - малую к средней.
Проделайте резаком в бутылке отверстие для бокового выступа и вставьте его туда. Залейте "моментом" или краской.
Из жесткой проволоки сделайте 3 стержня и соедините с их помощью гондолу с нижней частью оболочки. Еще один стержень вставьте в нос гондолы и приклейте к нему треугольный кусочек картона №3.
Приложите хвост к оболочке. Из картона №3 сделайте заглушку для пустого пространства между ними. Прошейте проволокой и покройте коричневой краской заглушку.
Обведите маркером узоры на бутылке.
Пришейте проволокой гондолу к бутылке.
К верхней части дирижабля пришейте длинную полоску картона №2. Из толстой проволоки сделайте 8 стержней и 1 перекладину на самый длинный из них. Воткните 4 стержня в картон, приставьте перекладину к центральному и залейте "моментом". Еще 4 стержня вставляются в саму бутылку, в предварительно проделанные иглой отверстия. Укрепляются также "моментом".
Из тонкой проволоки и ниток сделайте канаты. Закрепите их в узлах "моментом", сверху покройте коричневой краской.
Приложите дирижабль к фону, прикиньте размещение облачков и приклейте их.
Прозрачной леской пришейте дирижабль к фону.

Ришелье и церковь Франции

Название: Ришелье и церковь Франции
Автор: Aegren Waeise
Форма: аналитика от 2001 слова
Категория: джен
Рейтинг: G

Век расшатался – и скверней всего,
Что я рожден восстановить его!
У. Шекспир, «Гамлет, принц датский»

Реформация и ее последствия

Современники Шекспира прекрасно понимали, о чем говорит Гамлет. Нет, век расшатало не убийство короля его братом. Век, в начале которого зрители театра «Глобус» впервые увидели пьесу о датском принце, изо всех сил расшатывали силы Реформации.

Период предшествующего ему XVI века для Европы – время революционное во многих смыслах. Это триумф Ренессанса с его идеями гуманизма и антропоцентризма: средоточием мира становится человек, теоцентризм средневековой схоластики уходит в прошлое. На пороге Новое время. Этот ветер перемен затронул и Римскую курию: понтифики отказываются от аскетизма, покровительствуют искусству, словом, становятся все больше похожи на обычных правителей, а не полумистических наместников Христа. Мир меняется и слишком быстро для Церкви.

Обмирщение клира, продажа церковных должностей за деньги, привилегированное положение духовенства и монашества, его развращенность вызывали негодование у простых граждан. Европейским правителям хотелось вырваться из-под гнета Рима, диктовавшего им условия на протяжении многих веков. Католическая церковь было всеобщей, она отрицала национальные различия, но в этот период формируются европейские нации, каждая претендует на уникальность и особое место в истории. Начало Реформации застало католическую церковь врасплох и нанесло серьезный удар по ее могуществу. Но движение Реформации не было единым, его вожди преследовали разные цели и часто состояли во вражде друг с другом. Эти разногласия позволили Риму мобилизовать все силы и ответить протестантам, однако не сумев сломить их окончательно. Для того, чтобы противостоять протестантским движениям и вернуть себе хотя бы часть былого авторитета, Католической церкви нужно было поменяться изнутри согласно духу времени. Требовалась серьезная реформа.

И такой реформой, положив начало Контрреформации, стал Тридентский собор – XIX Вселенский собор, открывшийся 13 декабря 1545 г. в Тренте. Заседания Собора продолжались 18 лет - до 4 декабря 1563 года. Несколько раз его распускали по причине войн и эпидемии чумы. Были приглашены и протестантские теологи, но они отказались от участия в дебатах.

Участникам собора необходимо было выработать единую догматику и единый обряд, которые были бы одинаковы и обязательны для всей католической церкви. Именно единство во всем позволяло бы выстоять против Реформации, движения которой были довольно противоречивы. А так как и в самой католической церкви многие догматические вопросы трактовались духовенством по-разному, в том числе многие священники открыто поддерживали некоторые положения протестантского вероучения, нужно было точно определить критерии догм.

Были рассмотрены концепции Священного Писания, Первородного греха, Божественной благодати, Чистилища, Семи таинств. Каноническим переводом латинской Библии признавалась «Вульгатта», Символом веры – Никейский. В состав Священного Предания были включены второканонические книги. Решались дисциплинарные вопросы: о духовенстве и организации монашеских орденов, открытии семинарий, позволяющих готовить профессиональные священнические кадры, закрепилось главенство Папы над соборами, епископы получили больше полномочий. Был выработан единый катехизис – «Тридентское вероисповедание», все отклонения от которого признавались ересью, разработан единый обряд, действовавший до середины 20 века и вновь разрешенный в недавнем времени.

Католическими странами решения Тридентского собора принимались не сразу. Первыми были Португалия, Венеция и Савойя; Испания – чуть позже, добивших уступок в отношении испанской короны и ее юрисдикции в вопросах назначения епископов. Речь Посполитая присоединилась к этим странам в 1577 г., а вот Франция долгое время противилась принятию нового вероучения. Во Франции XVI века существовало государство в государстве – гугеноты, в то время как католическая церковь пребывала в упадке.

Реформация, затронувшая все социальные слои, ввергла Францию в серию религиозных войн и расколола страну на два враждующих лагеря: католиков и гугенотов. Гугеноты (последователи учения женевского проповедника Жана Кальвина) активно действовали на юге, юго-западе Франции и Наварре, где их поддерживали Бурбоны. Французские монархи относились к протестантам по-разному. Франциск I, например, прекращал преследования гугенотов, когда ему самому требовалась поддержка немецких протестантских князей. Его преемник Генрих II стремился подавить протестантские движения у себя в стране, но против короля выступила французская аристократия, которой импонировали идеи гугенотов о народовластии. При дворе образовались партии, чьей целью была уже не религиозная борьба, а французская корона: гугенонты во главе с Бурбонами и католическая партия де Гизов против правящей династии Валуа.

Гугенотов поддерживали немецкие протестантские князья и Англия, католиков – испанцы. В 1562-63 гг. разразилась первая религиозная война, итогом который стал Сен-Жерменский эдикт, признававший за гугенотами особые привилегии. Неисполнение пунктов эдикта послужило причиной второй религиозной войны, а затем и третьей, когда Екатерина Медичи попыталась арестовать лидеров гугенотского движения. Короне снова пришлось идти на уступки, дав новые льготы протестантам и скрепив мир браком между сестрой короля Карла XI Маргаритой Валуа (королевой Марго) и возглавлявшим гугенотов Генрихом Наваррским. Влияние гугенотской партии во Франции возросло, что сильно беспокоило королеву-мать и поддерживающих ее дворян. В 1572 году в ночь Святого Варфоломея в Париже было убито более трех тысяч гугенотов, а затем резня прокатилась по другим городам Франции. Это дало повод к четвертой войне.

Гугеноты были к этому времени влиятельной не только политической, но и военной силой. С трудом удалось добиться мира, но в это время умирает король и престол занимает его младший брат Генрих III, один из организаторов Варфоломеевской ночи. Разражается пятая война, перевес в которой был на стороне гугенотов. Генрих был вынужден пойти на уступки, разрешив свободное проведение протестантских богослужений по всей стране за исключением столицы, и отдать гугенотам несколько важных крепостей. Мир продлился недолго, под влиянием Католической лиги и Гизов король отказался от прежних уступок, что привело к шестой, а затем, после вмешательства младшего брата Генриха Франсуа, седьмой религиозной войнам. Поскольку у Генриха и Франсуа не было сыновей, то встал вопрос о престолонаследии. После смерти Генриха род Валуа пресекался, но права на престол имел Генрих Наваррский – потомок Капетов. Его и назначил своим преемником Генрих III, однако король Наварры был протестантом, к тому же отлученным от церкви.

Этим воспользовались Гизы в борьбе за корону. Генрих IV, дабы удержать власть, принимает католицизм, но вместе с тем объявляет во Франции свободу вероисповедания, закрепленную Нантским эдиктом, положив конец религиозным войнам. За гугенотами оставались важные стратегические объекты: крепости Ла-Рошель, Монпелье, Монтобан и негласный статус «государства в государстве», а Франция получает мир, необходимый для объединения страны и формирования единой нации. Самое время появиться тому, кто сможет восстановить «расшатавшийся век». И этим человеком стал кардинал Арман-Жан дю Плесси де Ришелье.

Кардинал Ришелье и церковные реформы во Франции XVII века

Кардинал, стремившийся к укреплению монархии и централизации королевства, прекрасно понимал, какую опасность представляют фактически независимые гугенотские сообщества. Помимо того, что их поддерживала значительная часть аристократии, идеи кальвинизма пользовались популярностью среди простого народа, поскольку отрицали важную роль церковных соборов, духовенства и монашества в вопросах веры, упростили культовую практику и внутреннее убранство церквей (что чрезвычайно импонировало пастве, уставшей от чрезмерных трат католического духовенства), признавали авторитетом только Библию, пасторы и диаконы избирались из числа прихожан. Вместе с тем, сам Ришелье исповедовал принципы веротерпимости и даже поддерживал германских протестантов (помимо личных симпатий, он видел в них силу, способную противостоять католическим Австрии и Испании, и успешно направлял ее в нужное русло). Во Франции кардинал дал разрешение гугенотам на проведение своих обрядов к большому неудовольствию французов-католиков. Должно быть, для них было тяжелым ударом видеть, как князь церкви, призванный защищать католические интересы, дарует привилегии враждебной стороне.

Не оправдались ожидания французского духовенства, надеявшегося на поддержку первого министра из своего сословия. Ришелье заставил священников и монастыри платить налоги в казну с принадлежащих им земель, более того, дал понять, что вся церковная недвижимость может быть конфискована короной, если возникнет такая потребность: «Государство имеет действительные потребности, тогда как потребности церкви – воображаемые и произвольные. Если бы королевским армиям не удалось отразить неприятеля, то французскому духовенству пришлось бы понести громадные имущественные убытки». Интересы Франции были для него выше интересов клира и папского престола. Папа Урбан VIII мирился с таким положением дел, поскольку Франция противостояла силам Австрии и Испании, также представлявшим угрозу для Рима.

Тем не менее, Ришелье потратил много сил на проведение реформ внутри католической церкви. Начал со своей епархии, едва став епископом. В конце 1608 г., прибыв в Люсон, он обращается к горожанам с посланием (и к католикам, и к гугенотам), обещая быть внимательным к нуждам не только своей паствы, но всех жителей города. Епархия, доставшаяся Арману, была одной из самых бедных во Франции, первые годы Ришелье тратит много средств и усилий, чтобы привести запущенный епископский дворец в должный вид и поправить финансовое положение своего диоцеза. Честолюбивому молодому епископу было очень важно, какое впечатление он производил на окружающих, он старательно добивался расположения горожан, например, добившись для них уменьшения налогов и выплаты пособий. Весной 1609 г. Ришелье объезжает с инспекцией епархию, не только проповедуя, но и отмечая работу приходских священников.

В ходе инспекции он выявляет, что духовенство часто неграмотно, пренебрегает своими прямыми обязанностями, но зато активно занимается торговлей и личными виноградниками и огородами. Со стороны епископа тут же следуют карательные санкции по отношению к нерадивым клирикам: штрафы за занятие торговлей, азартные игры, за несоблюдение праздников и постов – наказание вплоть до отлучения. Каждое воскресенье – обязательные уроки катехизиса и латыни. Он прекращает давнюю практику назначения священников: теперь кандидат в духовные пастыри обязан пройти конкурсный отбор, а дабы епархия не испытывала нехватки клириков, Ришелье открывает семинарию на собственные деньги, в которой преподают отцы-ораторианцы, а часто и сам епископ. С гугенотской пропагандой ведется борьба, а для этого нужны подготовленные кадры. Тем более, что недалеко от Люсона находилась Ла-Рошель – оплот французского протестантизма.

Епископ не ставит цель избавить свои владения (а позже Францию) от гугенотов, в конце концов, они такие же подданные короны, как и католики, но проповедь идей Лютера и Кальвина должна свестись к минимуму, гугенотов следует лишить политического влияния, чтобы предоставить Франции свободу действий на европейской политической арене, а также лишить французских протестантов возможности заключать союзы против короны с иностранными государствами. Необходимо было решить этот вопрос, но гугенотам принадлежали укрепленные крепости, для того, чтобы атаковать их, требовался хороший военный флот. Ришелье, уже будучи кардиналом и первым министром, поддерживая дипломатические отношения с протестантами, занялся восстановлением военно-морских сил. Следующим шагом был декрет, изданный королем (по совету первого министра), о срытии укреплений, ненужных государственной обороне, что напрямую задевало интересы гугенотов. Страна снова оказалась на грани религиозной войны.

Протестантов поддержала Англия, заключив с ними союз; в скором времени на острове недалеко от Ла-Рошели высадился английский десант во главе с Бекингемом. Жители острова перешли на сторону англичан, однако сражение было проиграно. Франция приступила к решительным военным действиям. Ришелье был назначен главнокомандующим войск, участвовавших в осаде Ла-Рошели. Он предложил королю окружить город на суше линией укреплений, а с моря перекрыть доступ плотиной. Таким образом, крепость была лишена возможности получать продовольствие и сдалась после двухлетней осады. Гугеноты получили амнистию от короля (по совету первого министра). Религиозные войны во Франции прекратились. Страна сделала гигантский шаг к национальному единству, при этом сохранив принцип веротерпимости, редкий для Европы того времени. Этот принцип, однако, будет нарушен после смерти кардинала Людовиком XIV, отменившим Нантский эдикт.

Итоги политики Ришелье

Благодаря политике Ришелье Франция превратилась в могущественную и богатую державу, обладавшую сильной армией и флотом, достигшую национального единства – словом, имелись все предпосылки для создания абсолютной монархии. И не последнюю роль в этом единстве помимо политики веротерпимости, сыграла церковная реформа – в едином государстве главенствующая церковь должна быть сплоченной, подчиняясь единому уставу, только так она способна противостоять расколу и нарастающему влиянию Реформации. Но есть и другая сторона. Да, Франция обрела статус великой державы, но лишила сил католическую Испанию и открыто враждовала с католической Австрией, поддерживая германских протестантов. Реформация продолжила свое триумфальное шествие по Европе, разделяя государства на мелкие, враждующие между собой княжества.

Сами протестантские движения в свою очередь дробились на все новые и новые секты и течения, подкидывая топливо в печь гражданской войны. Ни о каком восстановлении единства церкви уже не могло быть и речи: Католическая церковь, потеряв влияние на паству и большую часть территорий, перестала быть авторитетом. Папы уже не смогут останавливать войны и примирять враждующие стороны – их слово больше не указ отвернувшимся от Рима монархам. Вера утратила свое первоочередное значение в сознании людей, ей на смену пришла национальная идея. И с этого времени нации, позабыв о христианском единстве, будут делить Европу и новые территории, положив начало бесконечным войнам. Католическую Польшу раздерут на куски, раздробленная Германия объединится только в XIX веке, но под властью протестантского большинства, Италию объединит уже не папский Рим, но Рим как символ национальной идее, а некогда обширные папские владения в итоге сократятся до Ватикана площадью в квадратный километр.

В самой Франции через полтора века будет свергнута монархия, кровь духовенства и монахов зальет мостовые, а прах кардинала безжалостно выкинут из усыпальницы. Католицизм Франции после Революции окажется в столь глубоком кризисе, что Франция, бывшая некогда «любимой дочерью католической церкви» превратится в атеистическую страну, где верующие католики станут скорее исключением. А национальная идея выродится в идею нацистскую. По мнению многих западных историков, Реформация стала катастрофой, уничтожившей возможность настоящего объединения Европы, послужившей началом для революций и войн (статус монарха как помазанника Божьего утратил свое сакральное значение). И кардинал Ришелье, столь много сделавший для величия своей страны, приложил немало усилий, чтобы усугубить последствия этой катастрофы. К сожалению, человеку не дано предвидеть, чем обернется в будущем то или иное его действие. Век расшатался окончательно. Но Ришелье сумел в это смутное время не только сплотить страну, но сделать ее одним из самых влиятельных европейских государств.

МайнРиш

Название: МайнРиш
Автор: Руди Мюллер
Форма: майнкрафт-объект
Пейринг/Персонажи: Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходник: смотреть исходник

Анекдоты

Название: Анекдоты
Автор: Рикардо Фонтана, corneja artist, мисси
Форма: анекдоты
Пейринг/Персонажи: все-все-все
Категория: джен
Рейтинг: G

Приходят Сен-Мар и де Ту в церковь. Мимо проходит Ришелье с кадилом. Сен-Мар вопит:
- Монсеньор кардинал! У вас сумочка дымится!

***

Помирает один иудей в Люсоне от чумы. Просит, чтобы к нему привели католического священника. Народ удивился, но священника отправились звать. Никто из каноников не отважился пойти к чумному, и епископ Люсонский Арман Ришелье решил показать пример христианского милосердия.
Иудей покаялся в грехах перед Ришелье, а потом говорит:
- Все деньги свои отдаю синагоге.
- Может, вам следовало вызвать раввина? - спросил удивленный Ришелье.
- Зачем же я буду вызывать раввина в чумную больницу? - ответил иудей.

***

Епископ Люсонский Ришелье в проповедях все время рассказывал о прелестях рая.
- Почему вы, монсеньер, не расскажете об аде? - спросили его люсонцы.
- В этом нет нужды, - ответил он, - в аду вы сами живете.

***

Люсон. Ришелье спрашивает девочку-католичку в своем приходе:
- Мари, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
- Проституткой!
- Кем-кем?!
- Про-сти-тут-кой!
- Слава Богу! Мне послышалось - протестанткой!

***

- Аббат Буаробер, а сколько вы можете выпить?
- Если во здравие, да в хорошей компании, да под хорошую закуску, да во благое время, то неограниченно. И еще одну!

***

Ришелье говорит кардиналу Ла Валетту:
- Наступят ли когда-нибудь такие времена, когда нам можно будет жениться?
- Мы до этого не доживем, - отвечает тот. - Может, только наши дети доживут...

***

Епископ Люсонский Арман Ришелье идет вдоль речки. Хорошо, свежо так. Вдруг чувствует - перегаром несет. Он оборачивается и видит у себя за спиной пьяного в дугу мужика. Возмущенный епископ спрашивает:
- Сын мой, ты нашел Господа Иисуса Христа? - и окунает пьяницу башкой в холодную воду.
Тот выныривает.
- Нет!
А перегаром продолжает нести. Тогда епископ его еще раз окунул в воду. И спрашивает:
- Сын мой, так нашел ли ты Иисуса?
- Нет! - отфыркивается тот.
Процедура повторяется. Ришелье:
- Сын мой, так узрел ли ты наконец Иисуса?
Пьянчуга:
- Монсеньер епископ, а вы уверены, что Господь здесь нырнул?

***

Ришелье приезжает в Люсон. У въезда в город его приветствует мальчик:
- Здравствуйте, мсье!
- Зови меня "отец мой", - наставляет Ришелье.
- Отлично! Мамаша будет довольна, она уж говорила, что вы, такой-сякой висельник, никогда не вернетесь!

***

Отец Жозеф дю Трамбле:
- Господин граф, вы теперь моя правая рука.
Рошфор:
- Шеф, я уже боюсь своих обязанностей.

***

- Отец Жозеф, а во время поста женщину можно?
- Можно, господин де Жюссак, но не жирную!

***

Еписком Ришелье спрашивает прихожанку, как ей нравятся его проповеди.
- Изумительно! Можно сказать, мы о грехе ничего не знали, пока вы к нам не приехали…

***

Король Людовик 13-й - мадемуазель де Отфор:
- Мадемуазель, что бы вы подумали обо мне, если бы я послал вам воздушный поцелуй?
- Что вы большой лодырь, ваше величество!

***

Отец Жозеф немного картавил и вследствие этого каждый день ходил в хлам.

***

Мадам де Шеврез на исповеди у Ришелье:
- Грешна я, ваше преосвященство, каждое утро смотрю на себя в зеркало и думаю: «До чего же я красива!»
- Это не грех, дочь моя, это заблуждение.

***

- Здравствуйте, отец Жозеф! Что-то вы какой-то мятый, невыспавшийся… Как прошла инспекция по монастырям?
- Божественно!!!

***

Протестантский священник из Ля-Рошели молится Богу:
- Боже, ну почему ты так несправедлив! Я Твой слуга, возношу Тебе молитвы денно и нощно, живу в бедности, а этот безбожник и нечестивец Ришелье понастроил тут дворцов и вилл и живет, купаясь в роскоши! Почему, Боже?!
Голос с неба:
- Потому, что он Меня не достает…

***

В свободное от работы время отец Жозеф вышивал крестиком.

***

Приходит Анна Австрийская к Ришелье:
- Отпустите мне грех, господин кардинал.
- Какой же, дочь моя?
- Да вот, двадцать лет назад изменила мужу.
- Но, дочь моя, это так давно было — Бог простил. Забудьте.
- Hе могу — вспоминать уж очень приятно!

***

Ришелье занимается катехизацией с детьми:
- Сейчас я расскажу вам, как появился первый человек.
- Господин епископ, — говорит один мальчик, — я бы послушал, как появился третий человек!

***

- Господин кардинал, кaк вы думaете, простит мне Господь все мои грехи, если я сейчaс пожертвую на храм миллион экю?
- Я вам не могу гaрaнтировaть этого, сын мой, но мне кaжется, что это кaк рaз тот случaй, когдa нaдо рискнуть!

***

Церковь. Венчание принца Гастона и мадемуазель де Монпансье. Ришелье торжественно:
- Согласны ли вы взять в жены эту женщину?
Жених:
- А что, вы можете предложить что-нибудь получше?

***

В церкви Ришелье говорит Гастону Орлеанскому:
- На вопрос "согласны ли вы стать мужем?" надо отвечать "согласен", а не "была не была"!

***

Лодка переплывает небольшую речку на границе Франции и Испании. Испанец сидит на скамейке рядом с отцом Жозефом, который держит на привязи ослика. Животное трясется от страха.
Испанец спрашивает:
- Что с вашим осликом, святой отец, почему он так трясется?
Отец Жозеф тихо отвечает:
- И вы бы затряслись, если бы у вас была веревка на шее, а рядом Серый кардинал...

***

Идет однажды вечером Ришелье по Люсону, а ему навстречу разбойник. Разбойник говорит:
- Монсеньер! В Библии сказано, что, если тебя ударят по одной щеке, то ты подставь другую!
И ударил разбойник будущего кардинала по святой щеке своим грешным кулаком.
Но монсеньер де Люсон был человеком мудрым и знал хорошо Священное Писание. Он сказал в ответ разбойнику:
- В Библии сказано также, что нужно не оставаться никому должными, - и ударил своим "святым кулаком" по грешной физиономии зазнавшегося разбойника.

***

- Монсеньер епископ, - говорит Ришелье молодой человек, - я хочу жениться.
- Хорошо, сколько вам лет?
- 22.
- А возраст невесты?
- 11.
- 11?! Она слишком молода, это противозаконно!
- Монсеньер, - взмолился молодой человек, - а можете ли вы попробовать объяснить это ее отцу, который тычет кинжалом мне под ребро?

***

Проезжая по дороге в карете, богатый люсонец заметил сломанную карету. Он остановился и предложил помощь. Карета принадлежала новому епископу Люсонскому Ришелье. Люсонец предложил епископу место в своей карете, но не удержался, чтобы не поддразнить:
- Священник в затруднительном положении?! Разве не должен Тот, наверху, охранять вас?
- Да, - ответил Ришелье, - вот Он и послал мне вас.

***

Приезжает отец Жозеф в один монастырь с инспекцией. Каков же был его шок, когда он заметил, что монахи во время молитвы курят! Возмущенный, он обратился с вопросом к настоятелю монастыря, а тот как ни в чем не бывало ответил:
- Ну и что же? Наш монастырь запрашивал Святейший синод, можно ли курить во время молитвы.
- И что же вам ответили?
- Что нельзя. А потом мы спросили, можно ли молиться во время курения, и нам сказали, что можно. Видите, все зависит от постановки вопроса!

***

Ришелье скоропалительно сдает экзамен по Ветхому Завету, стремясь побыстрее получить сан епископа.
- Ну-с, какова была первая заповедь, данная людям в раю?
- Плодитесь и размножайтесь!
Шокированный преподаватель:
- Как?!
Ришелье задумался, потом просветлел и выпалил:
- В поте лица своего!

***

В один непрекрасный день епископ Ришелье простыл и решил не говорить проповеди. Во время мессы он спросил у люсонцев:
- Дети мои, знаете ли вы, о чем я собираюсь проповедовать сегодня?
- Нет, нет, не знаем! - зашумели те.
- И я не знаю. Идите с Богом.
Через неделю снова все пришли в церковь, и Ришелье снова не захотел читать проповедь. И спросил:
- Дети мои, знаете ли вы, о чем я собираюсь проповедовать сегодня?
- Да, да, знаем! - загалдели прихожане.
- Если знаете, зачем же я буду повторять... Идите с Богом.
На третье воскресенье прихожане сговорились, и на вопрос священника половина закричала "Знаем!", а вторая - "Не знаем!"
- Если так, - сказал епископ, - пусть те, кто знают, расскажут тем, кто не знает, и идите с Богом, дети мои...

***

Возвращается муж Шеврез из командировки раньше времени, заглянул в шкаф - никого, под кровать - тоже пусто, и на балконе никто не висит. Возвращается в комнату понурый, а жена ехидненько:
- Ну, таки что,не повезло? Придется тебе на этот раз за всех отдуваться.

***

- Вы слышали, Ришелье все-таки скончался. Бедняга!
- Да, но зато какие доктора его лечили!

***

Разговор Ришелье и короля:
- Ваша племянница уже вышла замуж?
- Нет, Ваше Величество!
- Почему же?
- Она слишком умна, чтобы выйти замуж за того идиота, который согласится на ней жениться!

***

Королева Анна дает нищему денье и говорит ему:
- Вы могли бы и поблагодарить!
- Мадам! Вы что, не видите, что я глухонемой? И хотите, чтобы за один денье произошло чудо?

***

В темном парижском переулке грaбитель остaнaвливaет бедняка:
- Дaвaй деньги и не вздумaй шуметь!
- Ой, что вы! Я ничего не имею против того, чтобы быть огрaбленным, но у меня нет при себе денег... Дaвaйте я вaм буду должен...

***

Анна Австрийская говорит мужу:
– Сир, не соблаговолите ли вы снести мне кофе прямо в опочивальню?
– Да как два перста оросить, мадам!

***

Ришелье во главе французской армии пробирается по горам в Вальтеллину. Ведут местные проводники. Ришелье:
— Какое здесь замечательное эхо! У кого-нибудь есть мушкет?
Проводник:
— Мушкета нет, а кинжал для вашей светлости найдется...

***

Идет экскурсия по аду, где посетителям в назидание демонстрируют грешников, подвергающихся разным суровым наказаниям. Наконец, глазам экскурсантов предстает чан с кипящей смолой, в котором спокойно и деловито плавает человек интеллигентной наружности. Заинтригованные, они обращаются к нему с вопросами:
— Вы кто?
— Кардинал Ришелье.
— За что же вы оказались в аду?
— Ну что вы, разве это ад?

***

Маленьких Людовика и Гастона свозили в деревню. Людовик говорит Марии Медичи:
— Мама, мы в деревне видели свинью, которая намного толще и жирнее тебя!
Королева-мать в истерике дает подзатыльник старшему сыну и начинает горько плакать. Гастон пытается успокоить ее, гладит по руке и говорит:
— Успокойся, мама... Толще тебя нет ни одной свиньи на свете!

***

Людовик XIII отправляется под Ля-Рошель и надевает на королеву Анну пояс верности. Шут спрашивает:
— Зачем, куманек? Бэкингем сейчас в Англии!
Король:
— Тихо ты, придурок! Вернусь — скажу, что потерял ключ...

***

Утро после свадьбы Гастона Орлеанского. Принц в супружеской постели:
— Я жених... я женихххх... я же ниххххрена не помню.

***

Капитан де Тревиль распекает вольнонаемного. Тот — ему:
— Господин капитан, попрошу на полтона тише!
— Это еще почему?!
— Потому что я тут на полставки!

***

Королевский мушкетер и кардинальский гвардеец обсуждают свое житье.
— Наш лейтенант д'Артаньян прекрасный человек, добрый, участливый, каждый день бочку вина выкатывает... — говорит мушкетер.
— Хотел бы и я так сказать о господине де Жюссаке, — с оттенком зависти говорит гвардеец.
— А ты делай, как я: соври!

***

— Д'Артаньян, вы знаете немецкий язык?
— Йес, сэр!
— Так это же английский.
— Да? Так я еще и английский знаю?

***

Кавуа распекает гвардейца за нетактичное поведение:
— Это вы сказали лейтенанту де Жюссаку, что он дурак?
— Так точно.
— И обозвали его грубияном?
— И это было...
— И сказали, что он бабник, прощелыга и лентяй?
— Нет, сударь. Это я, к сожалению, забыл сказать...

***

Капитан спрашивает мушкетера:
— Почему ты должен умирать за короля и Францию?
— Вот и я думаю, господин капитан, почему?

***

Мушкетер был вызван "на ковер" к Тревилю.
— Вам есть что сказать перед тем, как я выгоню вас из полка?
— Да! Как насчет моего повышения по службе, господин капитан?

***

Де Шеврез застает жену с Арамисом, вызывает его на дуэль и предлагает:
— Давай раз и навсегда выясним, кто ей нужен. Сделаем так: я выстрелю два раза, и мы оба упадем. К кому Мари первому подбежит, тот и останется с нею.
Шевретта слышит два выстрела, смотрит в окно, кричит:
— Франсуа, вылезай. Эти кретины перестреляли друг друга!

***

Ришелье - мушкетерам:
— Господа, сделайте 15 шагов вперед.
— Раз, два, три, четыре, пять... Ваше высокопреосвященство, а дальше нельзя, там стена.
— А дальше и не надо! Рота, ПЛИ!!!

***

Спорят два инвалида, у кого заболевание тяжелее.
— У меня обе ноги сломаны!
— А у меня позвоночник!
— У меня правую половину тела парализовало...
— А меня в гвардейцы кардинала не взяли!
— Все, сдаюсь. Ты победил!

***

Жюссак:
- Господа гвардейцы! Меня к вам направили прямо из армии, а как известно, в армии дураков не держат!

***

Доказано, что гвардейца, вернувшегося из очередного похода, первые три дня абсолютно не волнует, дождалась его невеста или нет.

***

Шеврез машет платочком из окна уходящей французской армии и плачет.
— Милочка, почему вы так расстроены? Вы провожаете в поход любовника? — спрашивает королева.
— Да. Всех пятерых!

***

Тонет миледи и кричит Атосу:
— Спасите! Спасите! Если вы меня сейчас не вытащите, я утону!
— Не, ну ты смотри, она еще условия ставит!

***

Ришелье обращается к отцу Жозефу:
— Во время ссылки, во время гонений, когда я был в опале у его величества - вы всегда находились рядом.
Жозеф расчувствовался:
— Да, да, Арман, я...
— Что "да-да"? Вот я и думаю, может, вы мне несчастье приносите?

***

— Добрый день, господа! А господин кардинал дома?
— Да, еще дома, но траурная процессия уже строится!

***

Теофраст Ренодо получил от Ришелье указание писать в "Газетт" побольше позитивных новостей. На следующее утро газета вышла с заметкой: "В славном городе Париже pаз и навсегда покончено с преступностью. Вчеpа последнего бандита зверски убили какие-то маньяки...".

***

— Монсеньер кардинал, а вы что-нибудь коллекционируете?
— Да, я памфлеты о себе собираю.
— И большая у вас коллекция?
— Две трети Бастилии...

***

Ришелье перед боем докладывают:
— Господин главнокомандующий! Обеда хватит только на половину армии.
— Отлично, значит, пообедаем после атаки.

***

Людовик:
- Кардинал, сегодня мне приснилось, что Бекингем был первым министром во Франции вместо вас!
Ришелье:
- Это он наказан.

***

- Дайте мне десять строк, написанных рукой самого честного человека, и я найду, за что его повесить.
- И за что же? - с любопытством спросил Людовик.
- За шею, - мрачно усмехнулся кардинал.

***

Бонасье пересказывает кардиналу разговор Дарта и Констанции:
- ... а еще он сказал "я не знаю других королев".
- Как я завидую этому молодому человеку!

Аватары - Вальц

Название: Аватары - Вальц
Автор: Руди Мюллер
Форма: аватары
Пейринг/Персонажи: Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: Австрийский актер Кристоф Вальц исполнял роль Ришелье в фильме "Мушкетеры" 2011 года.

Аватары - симс

Название: Аватары - симс
Автор: Руди Мюллер
Форма: аватары
Пейринг/Персонажи: Ришелье, Рошфор, Жозеф
Категория: джен
Рейтинг: G

Танец красного герцога

Название: Танец красного герцога
Автор: Ироиро
Форма: музыка
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: музыкальное произведение полифонического склада, характерное для эпохи барокко

Прослушать или скачать WTF Richelieu 2014 Motet бесплатно на Простоплеер

Скачать все	Читать на WTF	Читать в дневнике

© WTF Richelieu 2014

@темы: выкладки, челлендж, wtf 2014

---

Визуал G-PG-13 WTF Richelieu 2014

WTF Ришелье 2014. Визуал G-PG-13

Список работ

WTF Richelieu 2014
"Кардинальные пацаны" арт
"План серого кардинала" арт
"Любимая женщина Красного герцога" арт
"Первая красавица Европы" арт
"Нежность по-королевски" арт
"Быть подростком тяжело" арт
"Парадный портрет" арт
"День окошаченных" арт
"Прекрасный принц" арт
"Лучший агент" арт
"Райское блаженство" арт
"Не оборачивайтесь, монсеньер" арт
"WTF, Рошфор?!" арт
"Блаженная ночь" арт
"Обои 4D для кардинальского стола" арт
"Портретная галерея его высокопреосвященства" сет артов
"А свой тыл вы не покажете никому!" арт
"Его пушистые киски" арт
"Вторая портретная галерея" сет артов
"Упырь" арт
"Два кардинала" арт
"Разговор по душам" арт
"Все для тебя" арт
"Само совершенство" арт
"Самая безнадежная любовь" арт
"Нервный пикапер" арт
"Кровавый герцог" арт
"Оборотень в сутане" арт
"Проголосуй за меня!" арт
"Шпионы Его Высокопреосвященства" арт
"Кардинально!" арт
"Аngry birds" сет артов
"Японямать" арт
"Красная Шапочка и Черный Волк" арт
"Зверство в высших кругах" арт
"Для тех, кто в танке" клип
"О нелегкой судьбе разведчика" клип
"Маг" клип

Арты

Название: Кардинальные пацаны
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, отец Жозеф
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Кардинальные пацаны"

Название: План серого кардинала
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, отец Жозеф
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "План серого кардинала"

Название: Любимая женщина Красного герцога
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Мари-Мадлен де Комбале, племянница кардинала
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Любимая женщина Красного герцога"

Название: Первая красавица Европы
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Анна Австрийская
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Первая красавица Европы"

Название: Нежность по-королевски
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Король Людовик ХІІІ
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Нежность по-королевски"

Название: Быть подростком тяжело
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, Людовик ХІІІ
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Быть подростком тяжело"

Название: Парадный портрет
Автор:  Руди Мюллер
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, художник Филипп де Шампень
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Парадный портрет"

Название: День окошаченных
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, Людовик XIII
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: Исполнение заказов: юмор про "день одураченных", "мимими с котиками" и "мужественный король Людовик"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "День окошаченных"

Название: Прекрасный принц
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье/граф Рошфор
Категория: слэш
Рейтинг: РG
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Прекрасный принц"

Название: Лучший агент
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Граф Рошфор
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Лучший агент"

Название: Райское блаженство
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Граф Рошфор
Категория: джен
Рейтинг: РG
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Райское блаженство"

Название: Не оборачивайтесь, монсеньер
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье/граф Рошфор
Категория: слэш
Рейтинг: РG
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Не оборачивайтесь, монсеньер"

Название: WTF, Рошфор?!
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье/граф Рошфор
Категория: слэш
Рейтинг: РG
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "WTF, Рошфор?!"

Название: Блаженная ночь
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, котик
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: графическое изображение заказа "мимими про котиков Ришелье"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Блаженная ночь"

Название: Обои 4D для кардинальского стола
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, котики
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: графическое изображение заказа "мимими про котиков Ришелье"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Обои 4D для кардинальского стола"

Название: Портретная галерея его высокопреосвященства
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Портретная галерея его высокопреосвященства"

Название: А свой тыл вы не покажете никому!
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: РG-13
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "А свой тыл вы не покажете никому!"

Название: Его пушистые киски
Автор:  garpiya maryshka
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, котики
Категория: джен
Рейтинг: РG-13
Примечание: графическое изображение заказа "мимими про котиков Ришелье"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Его пушистые киски"

Название: Вторая портретная галерея
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Вторая портретная галерея"

Название: Упырь
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: РG
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Упырь"

Название: Два кардинала
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: РG
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Два кардинала"

Название: Разговор по душам
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, котик
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: графическое изображение заказа "мимими про котиков Ришелье"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Разговор по душам"

Название: Все для тебя
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: РG-13
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Все для тебя"

Название: Само совершенство
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Само совершенство"

Название: Самая безнадежная любовь
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Самая безнадежная любовь"

Название: Нервный пикапер
Автор: WTF  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Нервный пикапер"

Название: Кровавый герцог
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: РG-13
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Кровавый герцог"

Название: Оборотень в сутане
Автор:  Рикардо Фонтана
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Оборотень в сутане"

Название: Проголосуй за меня!
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Проголосуй за меня!"

Название: Шпионы Его Высокопреосвященства
Автор:  Руди Мюллер
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, граф Рошфор, миледи
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Шпионы Его Высокопреосвященства"

Название: Кардинально!
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Кардинально!"

Название: Аngry birds
Автор:  Руди Мюллер
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, отец Жозеф
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Аngry birds"

Название: Японямать
Автор:  corneja artist
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, Сюзанна де Ришелье (мать кардинала)
Категория: джен
Рейтинг: G
Примечание: кроссовер "My little pony"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Японямать"

Название: Красная Шапочка и Черный Волк
Автор:  Руди Мюллер
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, граф Рошфор
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Красная Шапочка и Черный Волк"

Название: Зверство в высших кругах
Автор:  Руди Мюллер
Форма: арт
Пейринг/Персонажи: Кардинал Ришелье, Анна Австрийская
Категория: джен
Рейтинг: G
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Зверство в высших кругах"

Клипы

Дорогие читатели, пока администрация Вимео не разберется с баном аккаунтов, вы можете смотреть наши видео на Рутубе (встроены под каждым вимео), а также скачать по кнопке "скачать все".

Название: Для тех, кто в танке
Автор:  Руди Мюллер
Форма: клип
Пейринг/Персонажи: Ришелье, Рошфор, д`Артаньян, мушкетеры, гвардейцы
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Исходники: "Мушкетеры" 2011, Егор Летов "Любо, братцы, любо"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Для тех, кто в танке"

Для тех, кто в танке from Richelieu Team on Vimeo.

Название: О нелегкой судьбе разведчика
Автор:  Руди Мюллер
Форма: клип
Пейринг/Персонажи: Ришелье, Рошфор, д`Артаньян, мушкетеры, гвардейцы
Категория: джен
Рейтинг: PG
Исходники: "Три мушкетера" 1993, Андрей Макаревич "Давайте делать паузы в словах"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "О нелегкой судьбе разведчика"

О нелегкой судьбе разведчика from Richelieu Team on Vimeo.

Название: Маг
Автор:  Руди Мюллер
Форма: клип
Пейринг/Персонажи: Ришелье, Рошфор, д`Артаньян, мушкетеры, гвардейцы
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Исходники: "Три мушкетера" 1993, Ария "Отшельник"
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Маг"

Маг - Just for lulz from Richelieu Team on Vimeo.

Скачать все	Читать на WTF	Читать в дневнике

© WTF Richelieu 2014

@темы: выкладки, визуал, wtf 2014

---

Понравились наши тексты? Поделитесь ими)

<div align="center"><a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/?tag%5B%5D=4108849&tag%5B%5D=4695359&tag%5B%5D=4981067&find_by_tag=%CD%E0%E9%F2%E8+%E7%E0%EF%E8%F1%E8&signature=8f44484092c828cc6312747ea33f1f6f" target=_blank><img src="http://static.diary.ru/userdir/9/6/8/7/968706/80451474.jpg"></a></div>

Вопрос: Понравились?

1. Да		9	(100%)
2. Нет		0	(0%)
Всего:		9

@темы: про нас, выкладки, wtf 2014

---

Текстовая выкладка WTF Richelieu 2014 G-PG-13 Часть 1

WTF Ришелье 2014. Текстовая выкладка G-PG-13
Часть 1

Список работ

WTF Richelieu 2014
"Роковой проигрыш" драббл
"Лошадью ходи!" драббл
"Сказ про то, как граф Рошфор в Лондон ходил" драббл
"Ришелье и Смерть" драббл
"Станьте голубем почты моей!" драббл
"Тираны" мини
"Как королева Анна в Бастилию попала" мини
"Урок терпения" мини
"Откуда берутся дети" мини
"Арман и три кардинала" миди
"От Любви до ненависти" миди
"Ветер на Дюнкерк" миди
"Сожалеть о дьяволе" миди

WTF Richelieu 2014 - <a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p195164936.htm">один</a>, <a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p195164796.htm">два</a>, <a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p195164634.htm">три</a>,  <a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p195164433.htm">четыре</a>,  <a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p195162300.htm">пять</a>

Часть 1 ● Часть 2 ● Часть3 ● Часть 4 ● Часть 5

Роковой проигрыш

Название: Роковой проигрыш
Автор: Руди Мюллер, Рикардо Фонтана
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: драббл
Персонажи: Ришелье, Рошфор
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Полевое исследование природы слухов

- Вы проиграли, монсеньер, - юноша, только вышедший из пажеского возраста, здорово струхнул, говоря такое целому кардиналу. Однако дать начальству понять, что заметил, как это самое начальство поддавалось - нет уж, слуга покорный... Лучше уж сделать вид, что веришь в свой дар шахматиста.

Начальство смотрело на ерзанье Рошфора в кресле с высоты немаленького роста и улыбалось с хитрецой. Выражение это Рошфору не понравилось.

- Что же, молодой человек, какое задание вы мне назначите? И никакого "может, вы отыграетесь?". Не думайте, что я соглашусь увеличить число проигранных мной партий еще раз.

Громадная кошачья туша нагло вспрыгнула на шахматную доску, сбросила с поля битвы остатки черно-белой армии. Ришелье рассмеялся, не без труда пересадил Люцифера на руки и почесал шею. Тем временем юноша перевел дух и снова обрел способность говорить, загнав страх поглубже в пятки:

- Монсеньер, но ведь я выиграл случайно, вы ждете встречи с отцом Жозефом, и...

- Рошфор, это вы заставляете себя ждать.

Мужество, вернувшееся с надеждой отвертеться, снова покинуло юношу. Он начал лихорадочно придумывать, какой бы фант придумать для Ришелье, чтобы тот ни в чьих глазах своего достоинства не уронил, но и в самом задании не разочаровался. Бывший паж знал, что лучший способ добиться расположения кардинала - это его удивить. "Но не заставлять же его кричать петухом, в самом деле... Господи, чем я Тебя прогневал?!" - безнадежно воззвал молодой человек.

Вдруг ему блеснул луч надежды: "В саду в эту пору никого, значит, все дело произойдет там, где нет посторонних глаз! Раз так...".

- Выходите в сад, монсеньер. Там... пробегите три раза вокруг дерева... и ржите как лошадь! - выпалил Рошфор.

- Вы хотели сказать, как конь? - услышал он спокойный голос Ришелье.

- Точно так, монсеньер!

Кардинал усмехнулся:

- Ну что ж, пойдемте, - Люцифер с обиженным мявом оказался на полу, а Рошфор последовал за шефом в сад.

В дальнем уголке сада, за старым каштаном, Ришелье остановился и обратился к Рошфору:

- Вас это место устраивает?

- Монсеньер... - юноша ощущал одновременно смущение и досаду, - мое мнение, полагаю, здесь не играет столь важной роли.

- Как это не играет? - деланно удивился кардинал, стараясь удержать улыбку. - Вы же придумали мне это, хм... задание?

- А когда вы мне на прошлой неделе загадали признаться в любви кухарке! - возмутился Рошфор, и тут же прикусил язык.

- И вы с честью выдержали это испытание. Я постараюсь соответствовать вашему высокому уровню, - Ришелье все-таки позволил себе едва заметную улыбку, но привыкший за два года к мимике шефа Рошфор уловил ее и взбодрился.

Кардинал вздохнул, посмотрел в небо, тихо рассмеялся и вдруг ринулся с места в карьер, оглашая сад ржанием. Рошфор даже присел от неожиданности и юркнул за ближайшее дерево. И, к ужасу своему, столкнулся со взятым на его место пажом.

- Сударь, вы что тут делаете?! - прошипел юноша.

- Я, я... просто гулял! - испуганно пролепетал паж, не в силах оторвать взгляд от ржущего и нарезающего круги по саду монсеньера.

- Черт бы вас побрал! - взъярился Рошфор. - Убирайтесь отсюда! - он с трудом удержался, чтобы не наподдать парнишке под зад. Сдержало его только то рассуждение, что его заместитель отойдет от испуга и, чего доброго, решит вызвать его на дуэль. А граф уже в пятнадцать лет зарекся убивать без надобности.

Паж ящерицей юркнул в заросли сирени, а Рошфор решил высунуть нос из-за дерева. Кардинал уже выполнил фант и теперь невозмутимо отряхивался от росы.

- О, а вот и вы, Рошфор. Знаете, - задумчиво проговорил Ришелье, разрумянившийся от физических усилий, - а мне нравится эта затея. Очень освежает, и для здоровья полезно. Пожалуй, я возьму ее на вооружение.

...К вечеру паж разболтал о "припадках несчастного монсеньера" всем, кто на свою беду успел попасться ему на пути. И все - от лучшего друга и вернейшего соратника Ришелье, отца Жозефа, до последней судомойки - качали головами, цокали языками и всячески выражали сожаление о том, что великий человек подвержен таким прискорбным истерическим припадкам. Шептались также, что в роду его высокопреосвященства были душевнобольные, и удивлялись силе воли, которая позволяет кардиналу держать безумие в узде. А поскольку кардинал как ни в чем не бывало продолжал свои освежающие экзерсисы, то все, кроме Рошфора, поверили, что он балансирует на тонкой грани безумия.

Впрочем, Ришелье было все равно. Зато самый юный паж в его свите остерегался мести Рошфора еще несколько лет...

Лошадью ходи!

Название: Лошадью ходи!
Автор: мисси
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: драббл (387 слов)
Персонажи: Рошфор, ОЖП
Категория: гет
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Какие еще неприятности может причинить королева?
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Лошадью ходи!"

Она кокетливо проводит пальчиком с острым ноготком по его плечу и томно тянет:

- И тут шрам! Скажи, откуда он?

Рошфор перехватывает нежную ручку и, задумчиво щекоча ее ладонь большим пальцем, отвечает:

- Это еще с юности, в первом же сражении получил удар даже не шпагой, а настоящей саблей. Мальчишка был, лез впереди всех, потом боялся, что руку отрежут. Ничего, обошлось, как видишь.

- А этот? – продолжает она, спускаясь ласкающим движением пальчиков чуть ниже, к мускулистой груди, поперек которой тянется довольно свежий шрам.

- А это морское сражение позапрошлого года, в корабль попал вражеское ядро, меня швырнуло на снасти, я почти насквозь пропорол грудную клетку.

Она медленно, миллиметр за миллиметром, зацеловывает безобразный рубец, всем своим видом показывая, как ей нравится занятие. Потом смело и отчаянно сует руку еще ниже и, почти не краснея, спрашивает, проводя пальцами в опасной близости от самого стыдного и вожделенного:

- А здесь что?

- А здесь, моя дорогая мадемуазель, предательский удар кинжалом. Подозреваю, что целились немного правее, - на этих словах она испуганно вскрикивает, верно представив место неудавшегося удара, - но, как видишь, все обошлось. Рана, правда, была глубокой, воспалялась, несколько месяцев было трудно ходить, не говоря уж о том, чтобы сидеть в седле. Но все прошло совершенно без последствий, - с этими словами, чтобы доказать выдвинутый постулат, Рошфор ловко подминает собеседницу под себя. Когда влюбленные восторги несколько утихают, девушка продолжает "путешествие" по телу любовника.

- Расскажи про этот шрам, - просит она, ведя рукой по широкой спине, которую наискосок пересекает тонкий рубец.

- Да нечего тут рассказывать, идиотская драка двое против пятерых, мой соратник неудачно отступил в сторону, и я остался с открытой спиной, вот и получил по касательной. Не бери в голову.

- Тогда этот? – она ласково проводит языком под лопаткой, где виден небольшой, но явно глубокий шрам.

- Это мелочи, - беспечно отмахивается Рошфор, - подо мной подстрелили лошадь, она стала оседать и придавила меня, практически насадив на мой же собственный кинжал.

Девушка ахает, в ее глазах мелькает жалость, она с удвоенным пылом принимается ласкать усеянное разнокалиберными шрамами тело возлюбленного. Когда наконец все шрамы исследованы, остается последний вопрос, который был прибережен напоследок. Эту героическую историю ей хочется услышать на сладкое.

- А где ты потерял глаз? – спрашивает она, дрожа от предвкушения, но Рошфор резко мрачнеет и выдавливает сквозь зубы:

- А это Его Высокопреосвященство учил меня в шахматы играть. Самая опасная игра, между прочим. Можно заснуть и упасть глазом на ферзя. Вечно от этих королев одни неприятности!

Сказ про то, как граф Рошфор в Лондон ходил

Название: Сказ про то, как граф Рошфор в Лондон ходил
Автор: мисси
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: драббл
Персонажи: Рошфор, Ришелье, д`Артаньян
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: История с подвесками не устает раскрывать нам новые загадки и тайны
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Сказ про то, как граф Рошфор в Лондон ходил"

Позвал как-то великий кардинал к себе сына своего названного Рошфора, да говорит:

- Ой ты, гой еси, Рошфорушко. Съезди-ка ты, чадушко, в Лондон басурманский, привези оттуда подвесков королевских пару килограммчиков. Но с рук не бери, только проверенные, от общей связки чтобы, а не расфасованные.

Рошфор на «гоя», конечно, обиделся, но виду не подал – сел на коня и поскакал: тыгыдым-тыгыдым, тыгыдым-тыгыдым. Ехал он так ехал, лесом-полем, полем-лесом, лесом-полем, полем-лесом, в трактирах разных кушанья себе заказывал да вином запивал - то подешевле, на одни командировочные чтобы, а то, как про «гоя» вспомнит да обидой захлебнется, так подороже, за счет казны. «И счет, - говорит, - Его Высокопреосвященству шлите. Пале-Кардиналь, третий поворот направо».

И вот доехал Рошфорушко до моря-окияна. На том берегу, вишь, дворец англицкий виднеется, слуги бегают, суетятся, а на балконе херцог ихний главный стоит, подвесками на камзоле блестит во все стороны. Осмотрелся Рошфор, видит – лодочка, а в лодочке старичок сидит, рыбу ловит.

- Дедушка, хочешь копеечку? Свози меня до Лондона да обратно!

А дедушка вдруг выпрямился, лохмотья свои скинул и оказался казачком, но засланным, Дыртаньяшкой кличут.

- Выходи драться, Рошфорище поганое! – кричит что есть мочи да сабельку из ножен тянет.

Посмотрел Рошфор на это одним глазом. И вторым бы посмотрел, да не было второго. Еще раз посмотрел, снова одним. Хлопнул в ладоши, да воскликнул молодецким голосом:

- Мавки-няньки, вылезайте из травы-муравы и из моря-окияна, мне проехать надоть!

Понабежали мавки-няньки, понавылезли изо всех щелей, давай Дыртаньяшку крутить по рукам и ногам, а тот и рад-радехонек, начал им всяких любезностей отпускать да в щечки алые целовать. Посмотрел Рошфорушко на это безобразие да порадовался, что только одним глазом непотребство такое видит, плюнул и поехал на лодочке до Лондону.

Приплывает, а там дым коромыслом, бал на носу, на котором херцог ихний пообещал всем желающим подвесков раздавать. Ну, делать нечего, пришел Рошфор на бал этот басурманский, стоит в уголке, ждет, пока начнут подвески отвешивать. Дождался культурно своей очереди, но чувствует – полкило будет только, не больше, а папаша-то названный пару килограммчиков просил. Попросил было вежливо – так и так, мол, отвесьте еще гроздочку, а ему нахально эдак и говорят, что в одни руки по полкило только. Делать нечего, поплелся Рошфорушко снова в конец очереди, а тут подвески возьми да и кончись у него перед носом. Не выдержал Рошфорушко, сабельку востру вынул, да и порешил всех басурман нафиг. Взял тех подвесков, что к нему поближе валялись, да кардиналу и отвез. Тот давай его хвалить да миловать, а Рошфор все думает, простить или не простить? Так ничего и не придумал, а пошел и спать лег, а то вдруг война какая, а он с дороги не выспался.

Ришелье и Смерть

Название: Ришелье и Смерть
Автор: мисси
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: драббл
Персонажи: Ришелье, Смерть
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Все мы смертны. Даже кардиналы...
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Ришелье и Смерть"

Но зато за мной, усталой,
Смерть прискачет на коне,
Словно рыцарь, с розой алой,
На чешуйчатой броне.

- ПОРА.

Кардинал с трудом перевел взгляд туда, откуда слышался голос, и с удивлением узрел чуть расплывающуюся в сиянии свечей фигуру в черном. Лица у гостя не было видно, в руках он держал косу.

- ПОРА, – повторил пришедший, и кардинал моментально, одной острой вспышкой сознания, понял, кто перед ним. Он улыбнулся Смерти, как старому доброму другу, которого давно ждешь в гости, а он все отделывается пустыми обещаниями, а потом неожиданно нагрянет в погожий денек, неся с собой радость и суету внезапной встречи.

У постели тем временем переговаривались врачи.

- Сколько мне осталось? – спросил Ришелье своего личного лекаря и, не удержавшись, подмигнул Смерти.

- В течение двадцати четырех часов вы либо умрете, монсеньер, либо встанете на ноги, - честно ответил врач, знающий, как ценит кардинал именно прямоту и честность – хотя, похоже, что через двадцать четыре часа уместнее будет все же «ценил».

"И что же, он все это время будет здесь?" – подумал Ришелье, не желая шокировать окружающих тем, что они, несомненно, примут за предсмертный бред. Было немного обидно, что такая предусмотрительность ближних лишает его возможности все эти сутки вдумчиво и подробно поговорить со Смертью, но он давно привык многим жертвовать.

- ДА, - раздался голос словно в его сознании, и кардинал с радостью понял, что Смерть – можно было догадаться и самому – умеет беседовать, не прибегая к услугам голосовых связок. Это совершенно меняло дело. Ближайшие двадцать четыре часа обещали стать самым увлекательным приключением за всю жизнь.

- Но я, тем не менее, умру, - педантично уточнил Его Высокопреосвященство, слабым движением руки пытаясь поправить угол одеяла.

- ЕСТЕСТВЕННО. ИНАЧЕ МЕНЯ БЫ ТУТ НЕ БЫЛО, - ответил ему Смерть, из-за изголовья кровати дотянувшись до одеяла древком косы и приведя его в угодное кардиналу положение.

- И в нашем распоряжении есть двадцать четыре часа? – продолжал занудствовать первый министр, ценой неимоверных усилий чуть приподнявшись над подушками. Смерть подумал, что местоимение множественного числа звучит уж как-то очень самоуверенно, но потом поймал себя на мысли, что ему действительно интересно провести сутки с этим человеком. «В ЭТОМ МЕСТЕ ПРИНЯТО МИМОЛЕТНО УДИВЛЯТЬСЯ И ТАК ЖЕ МИМОЛЕТНО УЛЫБАТЬСЯ», - припомнил он, подумав вскользь, что даже если ему так и не удалось в полной мере принять и вместить мир человеческих эмоций, то удалось его выучить, а это уже полпути до понимания.

- В НАШЕМ РАСПОРЯЖЕНИИ ЕСТЬ ДВАДЦАТЬ ТРИ ЧАСА И ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ.

Ришелье удовлетворенно кивнул и обессиленно откинулся на перину. Он подумал, что сейчас задаст Смерти множество каверзных и не очень вопросов, узнает наконец-то многие судьбы мира и проникнет в его тайны. Однако следом пришла странная мысль, что, так или иначе, он и без того вскоре предстанет перед главной тайной мира – а все остальные, как и положено, померкнут перед ней, склонившись в молчании. Разве могли перед лицом Вечности волновать нормального человека такие пустяки, как война с Испанией, невозможность короля управлять страной и его слабое здоровье, активность английских шпионов или высший смысл целибата в католической Церкви? «Тем более, - с усмешкой подумал Ришелье, - Смерти-то откуда об этом знать».

По всему выходило, что спрашивать особо и не о чем. Право слово, не приставать же с вопросом «откроет ли мне святой Петр ворота Рая, или я отправлюсь в геенну огненную» - вряд ли это входит в компетенцию Смерти. Он выполняет преимущественно техническую функцию, перерезает нить жизни, а прочие высокие материи его не касаются. Спрашивать о будущем любимой племянницы или государства тоже не с руки, все же перед ним сам Смерть, а не гадалка с ярмарки. Кардинал задумчиво посмотрел в сторону, отметил терпеливое ожидание врачей и непритворные слезы племянницы, улыбнулся и мысленно произнес, заставив Смерть вздрогнуть от неуместности вопроса:

- У тебя есть любимый цветок?

…Позже, уже дома, Смерть вдруг понял, что сутки, которые прошли в разговорах о простейшем устройстве мира, цветах, дожде, радуге, смене времен года и о каких-то детских забавах вроде катания на коньках, были самым приятным временем в его, скажем так, жизни.

Тираны

Название: Тираны
Автор: мисси
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: мини
Персонажи: кардинал Ришелье, Иосиф Сталин, Феликс Дзержинский, Иван Грозный, Нерон, Екатерина ІІ, Петр І, Адольф Гитлер, Александр Македонский, Тамерлан, Елизавета Английская, Джордж Бекингем, Людовик XIV, Папа римский Александр VI (Родриго де Борджиа), Генрих VIII, Джироламо Савонарола
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: У тиранов есть такой обычай - в круг сойдясь, оплевывать друг друга... (почти цитата)
Примечание: Исполнение заявки - юмор про встречу тиранов из разных канонов.
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Тираны"

И после смерти мне не обрести покой…

- Ну?! – нервно вопросил суетливый субъект с зализанными на бок волосами и странными усиками над губой. – Что делать будем?

Все как по команде повернулись в противоположную сторону, где в клубах трубочного дыма восседал пожилой грузин с рябым от оспы лицом.

- Что? Опять моя рэплика? Завидовать, так, что ли? – недовольно спросил он, обведя присутствующих тяжелым взглядом.

- Да можешь ничего не говорить, тоже мне, - смачно сплюнул под ноги хромой азиат с гордым выражением злого и похожего на блин лица. – Можно подумать, нам всем тут нравится заседать!

- Вам-то понятно, почему не нравится, - прозвучал из другого угла возмущенный голос, - вы и читать не умеете. А вот почему я должен терпеть, что славу первого любовника отдают непонятно кому! - с этими словами невысокий плотного телосложения южанин в треуголке фыркнул и демонстративно отвернулся в угол.

Впрочем, мало кто обратил на этот каприз внимание - каждый вдруг поспешил высказать свое нелицеприятное мнение по поводу столь нелепого сборища. Больше всех распинался средних лет мужчина с гордым римским профилем, в лавровом венке и с застывшим в глазах заревом пожара. Зычным голосом он призывал кары на головы всех тех, кто и после смерти не дает благородным правителям пребывать в заслуженном и наконец-то обретенном спокойствии и заставляет их заниматься такими глупостями, как разбор современных упоминаний почивших тиранов, деспотов и просто абсолютных правителей. Кто-то яростно поддерживал оратора, кто-то возражал просто из вечной потребности в споре, кое-где уже звенела сталь. Обстановку немного разрядило только появление нового лица - в парадный зал быстрым шагом вошел опоздавший на общее собрание изможденный человек с бородкой клинышком и с фанатичным блеском в глазах. Его движения были точными, а сам он выглядел собранным и подтянутым, несмотря на очевидную болезненную усталость.

- Нэхорошо! – раздался из дымного угла голос грузина. – В конце концов, это твоя прэрогатива с церковниками разбираться. А ты опаздываешь. Смотри, Фэликс, расстрэляю!

Вошедший дежурно улыбнулся шутке патрона, уже лет восемьдесят как не смешной, прошагал к кафедре президиума и огласил повестку дня:

- Разобраться с моральным обликом кардинала Армана Жана дю Плесси герцога де Ришелье, продолжающего и после смерти несколько веков будоражить умы не только маститых писателей, но и гормонально нестабильных особей женского пола. Поставить на вид. Объявить выговор. Обязать более никогда.

Шум в зале поднялся неимоверный. Не участвовали в нем двое: сидящие рядом с горящим камином молодой англичанин в дорогом камзоле, безобразно распоротом ударом ножа, и француз в высоком парике и изображением солнца на богатом плаще. Первый, горько усмехаясь и потирая бок под дырой в одежде, думал, что смерть все равно уравнивает всех, как ни крути. И что тем самым настоящим писателям, что новомодным – английский министр поморщился – сценаристам ведь свою голову не приставишь, для них важна собственная нажива и то, что они называют экшн, а лицо страны, настоящие исторически события разве волнуют этих бумагомарак?

Из тяжких размышлений о судьбах родины герцога вывел ехидный резкий голос: к нему обращалась нескладная рыжеволосая дама с сильно набеленным лицом. Возвышаясь над застывшим в кресле англичанином, венценосная соотечественница устроила ему форменный разнос по поводу неподобающих взглядов, оказывается, невольно высказанных вслух. Особенно ее величество возмутили двойные, как она выразилась, стандарты – при жизни-то, мол, герцог Бекингемский уделял внимание в первую очередь как раз своей особе, а уже только потом – стране. И его счастье, что этого внимания Англии хватало с лихвой, в противном, мол, случае, его зарезали бы значительно раньше. Зная по опыту, что поток сознания королевы лучше выслушать, не перебивая, всесильный некогда министр покорно опустил голову и сосредоточенно рассматривал узоры ковра, ножки соседнего кресла и ослепительной красоты парадные туфли своего французского соседа.

Тот, в свою очередь, благодарно размышлял, что ни в чем не может упрекнуть своего предшественника, так что пусть Его Высокопреосвященство назовут хоть первым любовником, хоть главным душителем свободы, хоть самым неспокойным в посмертии сгустком протоплазмы – лично он, Людовик XIV, совершенно к нему не в претензии.

Подобную точку зрения разделяли далеко не все. Кто-то активно выступал, как, например, злобный жилистый русский царь, угрожающе потрясающий посохом и восклицающий что-то вроде «Да я сына родного не пожалею!».

- Нашел чем удивить! – лениво огрызнулся в его сторону римлянин в венке, после чего снова вернулся к своему увлекательному занятию - призывать разнообразные кары на головы уже всех присутствующих. Присутствующие ничуть не пугались – ничего ужасного с ними случиться уже не могло. Главным бичом их нынешнего существования была только всепоглощающая скука – отчего, собственно, и приходилось развлекать себя в меру своих возможностей.

- Да что вы пристали к мужику! – горячился молодой и по-прежнему прекрасный македонец, который даже забыл на время обиду, нанесенную не далее как пару часов назад почти соотечественником. Этот наглец въехал под своды астральной проекции роскошного дворца, который Собрание тиранов арендовало для проведения сегодняшнего собрания. А завоеватель половины мира вынужден был поставить любимого Букефала в конюшне дворца!

- Я вообще не понимаю, из-за чего мы тут демагогию развели! Ну приписали кардиналу еще десяток любовниц, так что же в этом плохого, достойный был, значит, по всем признакам человек, - завершил он свою мысль.

- Ах, да что с вас, диких мужеложцев, возьмешь! – махнул рукой старик в папской тиаре.

- На себя бы посмотрел! – фыркнул всадник, моментально объединяясь с бывшим соперником перед лицом общего врага. – У самого не монашеская постель, а проходной двор! Тоже мне, Папа Римский! Одолжите перстенек, мне тут кое с кем поздороваться нужно!

Зрители разразились хохотом, старик, злобно сверкая глазами, удалился в дальнюю часть зала, бормоча себе под нос нечто совершенно не похожее на молитвы и благословения. Спор продолжался.

- Подумаешь, очередной писателишка намарал что-то! Автора в кандалы да в Сибирь, а кардиналу вечную память, в смысле уважение и почет. Не каждый с его-то здоровьем сможет столько любовных похождений одновременно иметь, - произнесла, мечтательно закатив глаза, коронованная дебелая дама с высокой прической и немецким выговором. – А вы, если завидуете, так при жизни надо было дело делать!

Стоявший рядом с ней плюгавого вида полный лысый мужчина в круглых очочках и шляпе задохнулся от возмущения, но так и не смог ничего сказать, осекшись под тяжелым взглядом все того же рябого грузина, ругавшего Дзержинского за опоздание.

- И чего суетитесь? – подвел итог широкоплечий рыжебородый здоровяк в английском берете. – Любовниц иметь – много ума не надо. Вы вот законных жен попробовали бы больше трех выдержать!

- Истину глаголет! – подскочил русский царь. - Только им же, змеям, всем разного надоть! Ууууу, иродицы поганые! – потряс он кулаком в пространство.

- Потому что к народу надо быть ближе, - добродушно улыбнулся великан в треуголке, величественный и порывистый одновременно, - проверенных и на кухне, и в постели баб брать. Тогда и семья будет, и город, и Империя!

- Да чтоб вас, нечестивцы! – прокаркал высохший и злобный испанский монах с факелом в руке. – Костров на вас нет во имя Господа!

Ситуация начинала накаляться. Но тут распахнулась дверь, и в зал вошел "виновник торжества" - его высокопреосвященство кардинал-герцог де Ришелье. Он был в дворянском костюме цвета опавших листьев, с приколотым на груди букетом, и в целом вид имел лихой и праздничный. Кардинал прошел к президиуму, отодвинул от кафедры застывшего соляным столбом Дзержинского и занял место оратора, щурясь от ярких огней люстр. Прокашлялся, обвел присутствующих взглядом и произнес:

- Господа! – после чего сделал едва заметную паузу и, словно спохватившись, добавил: - И дамы! Напоминаю, что у вас осталось ровно пятнадцать минут. После вас дворец арендован под танцы, так что попрошу вовремя освободить помещение, им еще аппаратуру установить нужно. Не задерживайтесь и, - взгляд кардинала безошибочно метнулся к Тимуру – не плюйте на пол. При выходе не забывайте свои шляпы и прочие ценные вещи. В случае желания снова снять дворец, прошу обращаться к моему секретарю, - с этими словами Ришелье спустился с трибуны и покинул парадный зал Пале-Кардиналь.

Его провожали взглядами, в которых застыла странная смесь ненависти и уважения. Впрочем, к такой реакции грозному французскому премьеру было не привыкать еще при жизни...

Станьте голубем почты моей!

Название: Станьте голубем почты моей!
Автор: мисси
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: драббл
Персонажи: Ришелье, Жозеф, амурчик
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Что бывает, если любовная переписка попадает не в те руки.
Примечание: Исполнение заявки - раскрыть тему Дня Святого Валентина.
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Станьте голубем почты моей!"

- Да уйди же ты, зараза! – кардинал примерился и ловко схватил двумя пальцами мельтешащего у него перед носом мальчишку с крылышками и с колчаном за спиной. Размером паренек был не больше воробья, но треску, писку и шуму производил - как хорошего размера стервятник. – Что тебе надо? Вон, чернильницу опрокинул, морда бесовская! Мне не до ваших глупостей, у меня война на носу! С Англией!

- Так я из Англии! – залопотал мальчонка с чудовищным акцентом, подтверждавшим его слова.

Ситуация становилась интересной. Ришелье опустил пленника на стол и, аккуратно придерживая за одно крыло, чтобы не улетел, мрачно сказал:

- Выкладывай!

- О, свет моих очей! – затараторил амурчик, выхватив из колчана очевидно тяжелый для него пергамент и переходя на родной английский. – Не могу заснуть, чтобы не представить мысленно все открывшиеся мне когда-то красоты твоей руки! Когда я представляю, как твой дивный гибкий стан, затянутый шелками, движется по дворцовым коридорам…

- Стоп! – кардинал взревел не хуже раненого тигра. – Это что за околесица?!

- Эт-то... вот-т, - заикаясь, купидончик снова попытался изъясняться на малознакомом французском. Потом махнул пухлой ручкой и просто протянул Ришелье послание. Кардинал быстро пробежал взглядом кокетливо выведенные рукой герцога Бэкингема строчки и разразился хохотом.

- Тебе кому было велено эту похабщину отдать, чучело ты заморское?

- Самой красивой девушке в Лувре, - смущенно пробормотал амурчик. – В дорогом и строгом платье. С королевской осанкой.

- Ну, а у меня борода есть, видишь? – Ришелье ткнул себя пальцем в подбородок.

- Да это разве борода?! – не смутился мальчишка. – Вот летал я как-то далеко к русской царевне, вот у них там на Руси бороды, это я понимаю. А это так, баловство одно!

- Ладно, - махнул рукой Ришелье, осторожно скручивая пергамент, - лети домой. Да подожди! Ты ж, небось, есть хочешь? Столько пролететь-то!

Мальчишка смущенно кивнул и в мгновение ока умял предложенное ему яблоко, даже косточек не оставил. Первый министр Франции посмотрел на такое проявление аппетита с уважением и, велев купидончику сидеть тихо, посадил его в карман и отправился в столовую. В тот день слуги были приятно поражены – монсеньер наконец-то оставил после своего ухода не слабо расковырянное вилкой кушанье, а практически вылизанные тарелки. Задремавший от тепла и сытости амурчик, снова с удобством оккупировавший карман кардинальской мантии, понимал, что совершенно не хочет возвращаться в холодную дождливую Англию, где дорогой хозяин, может, и осыпет тебя жемчугом с ног до головы, но вряд ли подумает накормить, да еще так вкусно. Мальчонка уже готов был пасть Ришелье в ноги и совершить государственную измену, прося политического убежища, но все его радужные планы нарушило появление сурового вида изможденного мужчины в серой рясе.

- Что это за мерзость? – указующий перст пришедшего не оставлял никаких сомнений – речь шла о купидончике.

- Это, - Ришелье вдруг засмущался, как мальчишка, - это… это новая разработка в деле шпионских технологий! – выпалил он первое, что пришло ему в голову.

- Ну, пусть остается, коли так. А то прям бесовщина настоящая.

Ришелье бросил на амурчика быстрый взгляд, увидел его умоляющие глаза и резво спрятал руку со своим гостем за спину, подальше от цепкого взгляда отца Жозефа.

- Ничего, он у нас еще послужит святой победе Франции! – произнес первый министр вдохновенно.

Когда спустя несколько месяцев измотанный, уставший и перемазанный грязью амурчик, привычно уворачиваясь от шрапнели, летел сквозь шум битвы в кардинальский походный шатер, ему начинало казаться, что жемчужная диета – не самое плохое, что могло случиться с ним в этой жизни.

Скачать все	Читать на WTF	Читать в дневнике

© WTF Richelieu 2014

---

Текстовая выкладка WTF Richelieu 2014 G-PG-13 Часть 2

WTF Ришелье 2014. Текстовая выкладка G-PG-13
Часть 2

Часть 1 ● Часть 2 ● Часть 3 ● Часть 4 ●Часть 5

Урок терпения

Название: Урок терпения
Автор: Рикардо Фонтана
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: мини
Персонажи: Ришелье, Генрих IV
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: Почему будущий кардинал Ришелье покинул двор Генриха Четвертого.

Четвертый день король оставался на ночь в своих комнатах; это значило, что он в очередной бурной размолвке с маркизой Верней. Едва успев примириться, любовники тут же самозабвенно ссорились. Как говаривал де Сюлли, король и его фаворитка даже не могли заниматься любовью без громкой брани. Нынешнюю ситуацию усугубляло еще и то, что в руки короля попали письма прекрасной Анриетты к одному из смазливых придворных хлыщей, и разразился скандал. Маркиза же в ответ упрекала венценосного любовника в том, что он поддерживает связь с графиней де Море, родившей ему сына. В своих претензиях к королю она доходила до абсурда, обвиняя его даже в том, что он спит с собственной женой. Генрих смеялся и отшучивался, однако утомился и решил некоторое время не посещать ни одну из своих дам. В нем бурлила неудержимая жизненная сила, но старость подкрадывалась и все чаще давала о себе знать. "Королю полусотни любовниц" тоже необходим был отдых.

Этим периодом затишья и воспользовался молодой епископ Люсонский, проповедник при дворе Его Величества. Он принял важное решение, и спешил сообщить о нем своему повелителю, втайне, возможно, надеясь, что тот отговорит его от такого шага. Сейчас он стоял в скромной и почтительной позе около стола, за которым король заканчивал просматривать корреспонденцию.

Генрих Четвертый, нахмурясь, быстро пробежал глазами и отложил в сторону пару пахнущих лавандой листков - скорее всего, от маркизы, догадался Люсон. Затем король потер кулаками усталые глаза и взглянул на посетителя:

- Простите, мой дорогой епископ, что заставил вас ждать, - приветливо проговорил он. - Да садитесь же, отчего вы всегда так церемонны? Мы тут вдвоем.

- Истинное величие заставляет уважать себя в любой ситуации, - ответил Арман, опускаясь на второй стул. - От того, что рядом нет господ Ла Валетта или д"Эпернона, вы не перестаете быть королем, а я - вашим подданным.

Король фыркнул:

- Господин Люсон, вы на все имеете свои возражения! Но оставим тему почтительности для ваших научных трудов и поговорим попросту, как отец с сыном. Я ведь, как вы помните, обещал вашему батюшке не оставлять его семейство своим попечением. Хотя, в силу определенных обстоятельств, видимо, дурно справляюсь с принятыми на себя обязанностями, - он сделал предупреждающий жест, заметив намерение Армана возразить. - Итак, к делу, - Генрих удобно откинулся на спинку стула, уронив руки на колени.

- Сир, не входя в околичности, - я намерен оставить двор и отбыть в свою епархию, - выпалил молодой священник. - Я непозволительно задержался в Париже, а ведь в Люсоне, который я еще даже не видел, ждут епископа, который мог бы всерьез заняться расстроенными делами епархии.

Король ничего не отвечал. Арман смотрел на него неотрывно в ожидании слов, которые изменят его жизнь. Однако услышал он не то, на что втайне рассчитывал.

- Когда вы намерены ехать? - медленно спросил Генрих.

Разочарование и стыд окрасили щеки молодого человека лихорадочным румянцем.

- На другой же день, ваше величество, - быстро ответил он, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Король кивнул.

- Я так и предполагал. Вы быстро принимаете решения и так же молниеносно воплощаете их в жизнь. Вы не любите ждать, мальчик, так ведь?

Арман хотел было что-то ответить, но у него пропал голос.

- Я тоже не любил ждать. И не хотел, - неторопливо продолжал Генрих. - Но Господь видел, через что нужно мне пройти, чтобы сейчас иметь право так говорить с вами. Я был жертвой и сам плодил жертвы. Я глотал обиды, валял дурака, предавал и сам был предан. Вам это еще только предстоит, дорогой мой епископ.

- Сир, я... - начал было епископ, но Генрих махнул рукой.

- Погодите, не перебивайте меня, Арман. Вы хотели бы играть при мне более значительную роль. Все этого хотят... Все стремятся урвать кусок мяса с королевских костей. А ваша семья небогата, и ради нее вы пожертвовали карьерой военного. Я вижу ваше честолюбие, вашу гордость. А еще - ваш тяжелый характер, вашу властность...

- Сир!

- Раны Господни! Да дайте же вы мне закончить! - воскликнул Генрих и расхохотался. - Вот и наш характер во всей красе! Сколько вам лет, Арман?

- Двадцать три,- пробормотал тот ошеломленно.

- Двадцать три года! И вы уже перебиваете своего короля! - продолжал от души смеяться Генрих. - А что же будет дальше? Через пару лет вы будете командовать старым добрым Анри и ставить его в угол за ослушание!

Молодой священник, терзаемый одновременно стыдом и возмущением, сделал умоляющий жест, но это не остановило его собеседника.

- Нет уж, выслушайте меня, молодой человек... Вы правильно рассудили, лучше быть головой мухи, чем хвостом льва. Там, в глуши и безвестности, вы поймете, на что годны, смягчите свой нрав, научитесь ждать и терпеть. Впрочем, вы всегда будете для меня желанным гостем, - уже мягче добавил король.

Он поднялся со стула; встал и Арман, разбитый и униженный. Слова Генриха, какими бы они ни были справедливыми, жгли его душу, и он почти со страхом ожидал, чем закончится этот разговор. Однако Наваррец снова удивил его. Он подошел к молодому человеку, обнял его и расцеловал.

- Молитесь за старого короля, сын мой, и за моего Луи. Завтра загляните к казначею, я прикажу дать вам денег на первое обзаведение, в вашем Люсоне добрые католики, наверное, растащили все, что могли. А может, не поедете зимой? - спросил Генрих. - А? Мороз на дворе.

- Поеду, сир, - ответил епископ. Он совершенно пришел в себя, так что даже смог улыбнуться. Сейчас он менее, чем когда-либо, хотел покидать своего доброго покровителя. Однако свернуть с намеченного пути уже не мог. - Если я сегодня поддамся на ваши уговоры, то потом пожалею об этом. Вы позволите вам писать?

- Не только позволю, но даже приказываю вам это, - сказал король. - Запомните мои слова, дорогой епископ, вы еще добьетесь всего, чего захотите. Вы такой же пройдоха, как ваш батюшка, как я его любил, упокой Господи душу раба Твоего в селениях праведных... Идите, идите, Господь с вами, - он ласково подтолкнул Армана к двери, а сам вернулся к столу - хмуриться на лавандовое письмо и раздумывать - поехать к Анриетте прямо сейчас или подождать до утра.

...Уже будучи в Люсоне, Арман дю Плесси, непрестанно думая об этом разговоре, составит своеобразный катехизис поведения в отношении Генриха Четвертого. Он дотошно проанализирует характер короля и изберет манеру, в которой лучше всего себя с ним вести. Однако эти правила через два года утратят актуальность. Короля зарежет безумный школьный учитель, и будущему великому кардиналу придется на брюхе, унижаясь и заискивая, ползти к вершинам власти более пятнадцати лет. Жизнь преподаст ему горький урок терпения.
И этот урок будет усвоен на "отлично".

Арман и три кардинала

Название: Арман и три кардинала
Автор: Рикардо Фонтана
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: миди
Персонажи: Ришелье, Берюль, Перрон, Ларошфуко
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Если у тебя горячая кровь и мало денег - добро пожаловать в объятия парижских неприятностей!

В майский день 1607 года от Рождества Христова в Париж въехал простой наемный экипаж. В экипаже, полускрытый запыленными кожаными занавесками, сидел красивый молодой священник в черном плаще. По всему было видно, он дурно себя чувствует и очень страдает от дорожной пыли и тряски. Он сидел с полузакрытыми глазами, откинувшись назад, и, по всей видимости, совершенно не интересовался бурной парижской жизнью, скорее наоборот. Крики, хохот и брань, проникавшие в его ненадежное укрытие, заставляли молодого человека страдальчески морщиться. То и дело из-под плаща показывалась холеная рука с платком, которым он вытирал испарину с высокого лба. Затем священник подносил этот платок к носу, дабы спастись от запаха нечистот, которые в то время выплескивались просто из окон и стекали в канавы, прорытые специально для этой цели вдоль улиц. При этой манипуляции открывался край рукава, и становилось ясно, что цвет сутаны путешественника - фиолетовый, а следовательно, молодой священник уже возведен в ту степень, в которой, пусть и на совершенно особом месте, пребывает и сам Папа Римский.

Экипаж, окунулся в столичный водоворот и удручающе медленно проехал через еврейский квартал. Возница то и дело вынужден был останавливать измученных лошадей и поливать цветистой бранью очередного остолопа, которому зачем-то пришла в голову фантазия погибнуть под колесами именно в этот чертов момент. Так, продвигаясь шаг за шагом, экипаж миновал аббатство Сен-Жермен, и остановился у приличной гостиницы, с крыльца которой можно было увидеть оживленную набережную. В этой гостинице путешественник снял две комнаты на втором этаже, и, подкрепившись чрезвычайно скромным обедом, который ему подали тут же, покинул гостиницу и заспешил в сторону королевского дворца.

Надо сказать, что в то время самый романтический город мира был не лучшим местом для прогулок. Даже главные улицы его были, кроме того, что грязными и зловонными, еще и достаточно тесными и неудобными как для пешеходов, так и для счастливых владельцев карет. Любому прохожему, если он не желал покончить счеты с жизнью или - что, возможно, еще хуже - сделаться калекой, приходилось смотреть в оба, чтобы не оказаться под копытами лошадей или под колесами. Однако наш епископ, которому после краткого отдыха очевидно полегчало, оказался легкомысленней, чем то подобало любому находящемуся в Париже. Он засмотрелся на красивую женщину, чей профиль мелькнул и скрылся в окне, и с опозданием обнаружил за спиной запряженную четвериком карету. Пытаясь избежать печальной участи, он совершил неподобающий его сану прыжок в сторону, и, к несчастью, налетел на собрата по сословию - высокого кардинала, который только что вышел из лавки ювелира. Кардинал вскрикнул от боли и с нехристианским гневом обрушился на епископа:

- Сударь, где вы оставили свои глаза?!

- В молитвеннике, - попытался отшутиться наш герой, однако, заметив, как баюкает ушибленную руку жертва столкновения, остановился, движимый состраданием, и участливо осведомился:

- О, ваше высокопреосвященство, простите меня! Могу я чем-нибудь помочь вам?

- Мне бы чрезвычайно помогло только одно, - ответил кардинал, злобно сверкнув глазами, - если бы черт вас побрал, господин Растяпа, со всеми вашими потрохами! Так зашибить руку, которой я всю ночь писал трактат!

Епископ также метнул из глаз молнию, достойную Юпитера.

- Поверьте мне... - отвечал он, - поверьте мне, я сделал это нечаянно, и, сделав это нечаянно, я сказал: "Простите меня". По-моему, этого достаточно.

- Сударь, - сказал кардинал, все еще нянчась с рукой, - вы невежа. Сразу видно, что вы приехали издалека.

Епископ побледнел. Слова кардинала попали точно в цель. Он только что приехал в Париж в надежде обрести при дворе влияние, подобающее, как он считал, его способностям. В противном случае его ожидало прозябание в бедной отдаленной епархии. Призрак такой будущности бросал в дрожь нашего героя, и он болезненно реагировал на всякое напоминание о своих обстоятельствах.

- Клянусь! - проговорил он. - Хоть я и приехал издалека, но не вам учить меня хорошим манерам, предупреждаю вас.

- Кто знает! - сказал высокий кардинал.

- Ах, если б я не так спешил увидеть моего брата!.. - воскликнул епископ.

- Так вот, господин Торопыга, меня вы найдете безо всякой спешки, слышите? Я, Франсуа де Ларошфуко, вызываю вас на ученый диспут!

- Отлично! Мое имя Арман дю Плесси. Где именно мы встретимся, не угодно ли сказать?

- Подле монастыря Дешо.

- В котором часу?

- Около двенадцати. И постарайтесь не заставить меня ждать. В четверть первого я вас срежу на простейшем вопросе!

- Отлично, - сказал епископ, - явлюсь без десяти двенадцать!

И он продолжил свой путь, надеясь застать брата в Люксембурге, где он обычно бывал в послеобеденное время, пользуясь благосклонностью королевы Марии.

Пройдя еще квартал, он увидел около лавки портного еще одного кардинала, в столь жаркий день кутавшегося в великолепную горностаевую пелерину, который беседовал с двумя канониками. Все трое были достаточно плотного телосложения, так что обойти их по тротуару было невозможно. Между собеседниками, впрочем, оставалось свободное пространство, через которое мог проскользнуть один человек. Взвесив шансы проскочить между беседующими и шансы уцелеть на середине дороги, где прокладывали себе путь повозки, кареты и телеги, дю Плесси бросился напрямик. Однако кардинал в пелерине сделал шаг вперед, и от столкновения с епископом отшатнулся и приложился спиной к забрызганной грязью стене.

- Кровь Христова! - воскликнул слуга Церкви, срывая с плеч пелерину и осматривая нанесенный ей ущерб. - Это отвратительное пятно теперь никогда не отчистится! С ума вы спятили, что бросаетесь на людей?

- Простите! - проговорил дю Плесси, смущенный второй неловкостью, - но я очень спешу. Я тороплюсь на встречу...

- Вы оплатите мне ущерб! - орал кардинал, багровея под стать своей сутане. - Вы хоть знаете, сколько нынче стоит горностай?

- Но, - с изумлением произнес епископ, - вы всерьез считаете, что ваша пелерина из горностая? - он потянул носом. - Это кошка!

Тут кардинал дал полную волю своему гневу.

- Сударь, - прорычал он, - возьмите свои слова обратно, иначе дело для вас кончится диспутом!

- Но ведь это чистая правда! - воскликнул епископ. - Я сам люблю кошек, их у меня пять. И я прекрасно знаю, как они пахнут. Ваша пелерина стоит ровно столько, сколько стоит работа скорняка и швеи, - он предпочел бы не делать таких разоблачений, однако стоит признать, что в карманах новоиспеченного монсеньера гулял ветер, и оплатить горностаевую пелерину он бы попросту не смог.

Собеседники кардинала расхохотались.

- Как, монсеньер де Берюль, вы носите на себе драных кошек?! - произнес один из каноников. - Как будут смеяться при дворе, если об этом узнают! - причем плутовское выражение его заплывших жиром глазок не позволяло усомниться в том, что при дворе обязательно узнают об этом происшествии.

Кардинал в дикой ярости сделал движение, намереваясь броситься на обидчика.

- Потом, потом! - крикнул епископ. - Не надевайте пелерину на диспут! Ужасная гибель этих кисок разрывает мне сердце!

- Значит, в час, позади Люксембургского дворца!

- Прекрасно, в час! - ответил дю Плесси, заворачивая за угол.

Уже около Малого Люксембурга он заметил еще одну группку беседующих - очередной, весьма ловкий и элегантный, кардинал приглушенным голосом рассказывал троим дворянам какую-то сплетню, а они хохотали во все горло. Дю Плесси увидел, как из кармана князя Церкви выпал сверток бумаг, небрежно перевязанный желтой шелковой лентой. Первым стремлением епископа было поднять эти бумаги и подать кардиналу. Однако, вспомнив, что встреча с двумя достойными священнослужителями не принесла ему ничего хорошего, он остановился в нерешительности. Кардинал и его собеседники, впрочем, заметили молодого человека и вопросительно на него взглянули. Дю Плесси ничего не оставалось, как приблизиться к ним, поднять сверток и с поклоном подать кардиналу. Тот видимо смутился и невольно спрятал руки за спину.

- Вот ваши бумаги, ваше высокопреосвященство, - произнес епископ с чрезвычайной учтивостью, - вам, вероятно, жаль было бы их потерять.

Кардинал залился румянцем и скорее выхватил, чем взял сверток из рук дю Плесси. От резкого движения лента развязалась, бумаги рассыпались, и стали видны написанные на них стихи.

Перси кусая в экстазе, нимфа ласкает подругу,
Та изнывает от сладкой страсти, чьи соки обильны...

- Так, так, - воскликнул один из дворян, - теперь наш скрытный монсеньер дю Перрон не станет уверять, что не читает фривольной литературы!

Дю Перрон бросил на епископа один из тех взглядов, которые ясно дают понять человеку, что он нажил себе смертельного врага.

- Вы ошибаетесь, господа, - произнес он. - Этот сверток вовсе не принадлежит мне, и я не знаю, почему этому господину взбрело на ум подать его именно мне, а не любому из вас.

Но приятели кардинала не дали себя убедить, несмотря на все его уверения.

- Так значит, правда то, что рассказывали о вас? Будто бы вы в день торжественных похорон вместо надгробной речи над бедным королем Генрихом Третьим все перепутали и прочли пятьсот стихов о содомской любви Дафны и Аристеи? Если я не ошибаюсь, вот это, - он указал на предательские листки, - и есть та самая поэма!

- Вы все ошиблись, - холодно произнес дю Перрон. Кстати, - произнес он, обращаясь к своему обвинителю, - я вспомнил, дорогой мой, что не так давно вы декламировали не менее фривольные стихи, так что... сверток с таким же успехом мог выпасть из вашего кармана, как из моего.

- Нет, клянусь честью! - воскликнул дворянин.

- Вы будете клясться честью, а я - ручаться честным словом, и один из нас при этом, очевидно, будет лжецом. Знаете что? Давайте лучше разорвем эти гнусные листки и бросим их в реку.

Это похвальное намерение тотчас же привели в исполнение, и дело на том и кончилось. Дворяне ушли, а кардинал обернулся к смущенному дю Плесси.

- Милостивый государь, - заявил он, - разрешите вам заметить, что в этом деле вы поступили не так, как подобало бы благородному человеку и сыну матери нашей Церкви, которому надлежит печься о ее репутации и репутации братьев по вере. Из какой глуши вы явились в Париж?!

Епископ вспыхнул.
- Я только что из Рима, монсеньер, - отчеканил он, - и, право же, вы сами себя скомпрометировали. Я прекрасно видел, как эти бумаги выпали из вашего кармана. Обвиняя меня во лжи, вы сами лжесвидетельствовали!

- Ах, вот как вы позволяете себе разговаривать, господин епископ! Я научу вас вести себя!

- Диспут! - воскликнул епископ, которому кровь ударила в голову, - прошу вас, и сию же минуту!

- Нет-нет, милый друг, не здесь, во всяком случае. Я, знаете, до смешного дорожу своей репутацией. Если кто-то увидит, как я дискутирую на улице с безвестным священником ниже меня по рангу, меня перестанут уважать. Поэтому я согласен победить вас в состязании ума и красноречия, но без шума, в укромном местечке, где вы никому не могли бы похвастать, что до вас снизошел сам дю Перрон. Итак, я жду вас около парадного входа Лувра в два часа. Там мы условимся о встрече.

Служители Церкви раскланялись, затем дю Перрон удалился по улице, ведущей к Люксембургскому дворцу, а епископ, видя, что уже довольно поздно, зашагал в сторону монастыря Дешо.

"Ничего не поделаешь, - рассуждал он сам с собой, - поправить ничего нельзя. Одно утешение: если я буду побит на диспуте, то буду побит кардиналом".

Заброшенное здание монастыря Дешо с выбитыми стеклами, окруженное пустырем, произвело неприятное впечатление на дю Плесси. Молодой епископ был крайне честолюбив, и то, что богословское сражение с одним из известнейших духовных авторитетов Франции состоится без свидетелей, отнимало значительную часть его полемического воодушевления. Впрочем, следовало смириться и постараться не ударить лицом в грязь - будущее может зависеть даже от проходящей в столь непрезентабельных условиях встречи. Тем более что о монсеньере кардинале де Ларошфуко дю Плесси слышал много лестного - так что необходимо было произвести на него наилучшее впечатление.

Когда епископ подходил к пустырю, находившемуся подле монастыря, пробило полдень. Кардинал, который все еще неловко держал пострадавшую руку, сидел на камне и ожидал противника, успокоившись и преисполнившись благородного достоинства. Увидев дю Плесси, он встал и учтиво склонил голову. Епископ ответил ему низким поклоном.

- Господин епископ, - сказал Ларошфуко, - я рассудил, что любой диспут несовершенен, если у него нет слушателей. Поэтому я послал за двумя моими друзьями, которые и будут следить за нашими прениями. Но друзья эти еще не пришли. Я удивляюсь их опозданию: это не входит в их привычки.

Бледные щеки епископа вспыхнули от затаенного удовольствия; он уже предвкушал свой публичный триумф. Человеку, не знавшему его, могло показаться, что молодой служитель Церкви несколько самонадеян. Однако же у него были, как мы увидим в дальнейшем, все причины для столь высокого мнения о своих способностях.

- К сожалению, я не успел пригласить никого из своих знакомцев, - отвечал он. - Я приехал в Париж не более трех часов назад и не успел ни с кем повидаться, даже с братом.

- А кто ваш брат? - спросил Ларошфуко.

- Маркиз де Ришелье, сударь, - ответствовал дю Плесси.

- Вот как! - воскликнул кардинал. - Я имею честь знать вашего брата. Но тогда вы - монсеньер де Люсон?

Арман поклонился.

- Тот самый, что впечатлил Его Святейшество своими блестящими проповедями! До нас дошли слухи о том, как вы повторили слово в слово прозвучавшую ранее длинную проповедь, руководствуясь исключительно памятью.

- Вы, монсеньер, - проговорил Люсон, - бесконечно любезны, уделяя внимание моим скромным способностям. Надеюсь, что, несмотря на небольшое разногласие, вы умножите ваши благодеяния, приняв мои заверения в глубочайшем почтении к вам.

Кардинал улыбнулся. Притворная скромность молодого красавца-епископа, несомненно, была наигранной, однако не поддаться обаянию этой тонкой игры было сложно.

- Я, право, смущен вашими речами, - сказал он с изысканной учтивостью. - Поговорим лучше о другом, если вы ничего не имеете против... Ах, господин епископ, как больно вы мне сделали! Рука так и горит!

- Если боль очень досаждает вам, мы можем перенести наш диспут до вашего полного выздоровления.

- Вы очень благородны, господин де Люсон, - ответил Ларошфуко, - но никакая боль не мешает мне сохранить ясный ум... Да, но эти лодыри окончательно пропали, как мне кажется!

- Если вы спешите, сударь, - произнес епископ, - и если вам угодно начать диспут немедленно, прошу вас - не стесняйтесь.

- И эти слова также мне по душе, - сказал кардинал, приветливо кивнув младшему собрату. - Сударь, я очень люблю людей вашего склада и вижу, что, каков бы ни был исход нашего диспута, мне впоследствии будет весьма приятно беседовать с вами. Подождем моих друзей, прошу вас, мне некуда спешить, и так будет приличнее... Ах, вот один из них, кажется, идет!

Действительно, в конце улицы Вожирар в эту минуту показалась знакомая Арману фигура монсеньера де Берюля.

- Как? - воскликнул дю Плесси. - Ваш первый друг - господин кардинал де Берюль?

- Да. Это вам почему-нибудь неприятно?

- Нет-нет!

- А вот и второй.

Де Люсон повернулся в сторону, куда указывал соперник, и узнал дю Перрона.

- Господин кардинал, - произнес он со смехом, - история со мной, если только она получит огласку, послужит доказательством, что ваша дружба основана не на различии характеров, а на сходстве их.

Великий богослов-мистик в это время, подойдя ближе, приветствовал Ларошфуко, затем, обернувшись, замер от удивления, как только узнал Армана.
Упомянем вскользь, что он пришел на диспут без пелерины.

- Та-ак... - протянул он. - Что это значит?

- У меня диспут с монсеньером де Люсон, - сказал Ларошфуко.

- Но у меня тоже диспут именно с ним, - заявил Берюль.

- Только в час дня, - успокоительно заметил епископ.

- Но и я тоже диспутирую с этим господином, - объявил дю Перрон, в свою очередь приблизившись к ним.

- Только в два часа, - все так же спокойно сказал Люсон.

- По какому же поводу диспутируете вы, господин Ларошфуко? - спросил Перрон.

- Он больно толкнул меня в плечо. А вы, Берюль?

- А я диспутирую просто потому, что так хочу, - покраснев, ответил мистик.

- Мы поспорили по поводу литургических облачений, - предупредительно заметил епископ.

- А вы, дорогой Жак?

- Я дерусь из-за несогласия по одному богословскому вопросу, - сказал дю Перрон, желая, чтобы соперник скрыл истинную причину дуэли.

Ларошфуко заметил, что по губам епископа скользнула улыбка.

- Да, одно место из блаженного Августина, по поводу которого мы не сошлись во мнениях, - сказал дю Плесси.

- Вы прочли блаженного Августина, дорогой коллега? - удивленно произнес Берюль. - Помнится, вы не так давно утверждали, что всякому богословскому суесловию предпочитаете стихи Анакреонта...

Архиепископ Сенский раздраженно прервал бестактного друга:

- Может, мы все же начнем? Господин епископ, поскольку вызываемый здесь вы, прошу вас выбрать тему для ученого диспута!

Арман хотел было учтиво уступить эту часть соперникам, однако, взглянув на них, отметил их нетерпение и решил не тянуть время.

- Итак, господа, - сказал он, гордо подняв голову, - для первого диспута я выбираю тему телесных недугов. Сформулируем ее, к примеру, так - как в страданиях плоти разглядеть волю Творца и опору для укрепления духа.

Можно сказать, что никто из присутствующих не был так осведомлен о том, что такое телесные страдания. Слабый здоровьем с первых дней - роды у матери были тяжелыми, и почти год жизнь младенца висела на волоске - он в детстве страдал лихорадками, усилившимися за годы яростной, жадной учебы, к которой толкали его непомерное честолюбие и бедность семьи. К двадцати двум годам здоровье Армана, ставшего епископом намного раньше канонического срока, было уже основательно подорвано. Он переносил страдания со стоицизмом, в котором было более гордыни, чем смирения. Больная рука Ларошфуко послужила удачной отправной точкой для очередного искушения блеснуть красноречием и эрудицией.

Кровь ударила ему в голову. В эту минуту он готов был выступать на прениях против всех кардиналов королевства.

- К вашим услугам, господин дю Плесси, - проговорил его первый соперник, откашлялся и принял торжественную позу.

Но не успели они произнести ни слова, как пятеро мужчин в черной одежде показались из-за угла монастыря.

- Гугеноты! - в один голос вскричали Берюль и Перрон. - Уходим отсюда!

Но было уже поздно. Противников застали в позе, не оставлявшей сомнения в их намерениях.

- Эй! - крикнул один из гугенотов, шагнув к ним и знаком приказав единоверцев последовать его примеру. - Эй, проклятые паписты! Сыны вавилонской блудницы! Вы что - решили осквернить чистейший эфир, который даровал Господь всему живому, изрыганием своих непотребных теорий, основанных не на Слове Господнем, а на безумных домыслах таких же распутников, как ваши римские идолы?!

- Вы крайне любезны, господа еретики, - сказал Ларошфуко с досадой, так как он уже изготовился произнести изящную речь. - Если бы мы застали вас диспутирующими, могу вас уверить - мы не стали бы мешать вам. Дайте нам волю, и вы, не затрачивая труда, получите полное удовольствие.

- О дерзкие псокровцы! - возопил гугенот. - Ваше нераскаянное злоумышление заставляет меня вступить с вами в поединок!

- О гнилоустый пособник Вельзевула! - сказал дю Перрон, передразнивая бесноватого последователя Лютера. - Мы с величайшим удовольствием согласились бы на ваше любезное предложение, если бы не жалели вашу тщесуетную гордость, которая, несомненно, будет посрамлена в поединке умов. Идите-ка своей дорогой - это лучшее, что вам остается сделать.

Насмешка привела скандалиста в ярость.

- Если вы не примете вызов, - воскликнул он, - мы вас побьем камнями, как блудницу!

- Их пятеро, - вполголоса заметил Ларошфуко, - а нас только трое. Мы не можем потерпеть поражение, или, объявляю вам, - побежденный, я сложу с себя сан и удалюсь в монастырь.

Три кардинала в то же мгновение пододвинулись друг к другу, а гугенот поспешил выстроить своих единоверцев. Этой минуты было достаточно для Армана.

- Достославные господа, - сказал он, обращаясь к друзьям, - разрешите мне поправить вас. Вы сказали, что вас трое, а мне кажется, что нас четверо.

- Но вы не кардинал, - возразил Берюль.

- Это правда, - согласился дю Плесси, - на мне нет алой мантии, но я такой же служитель Церкви, как и вы, и питаю надежду когда-нибудь сравниться с вами если не образованностью, то саном. Испытайте меня!

- Эй, молодой человек! - крикнул все тот же неугомонный гугенот. - Вы слишком юны для дискуссий такого уровня! Мы не желаем вашего посрамления; вы еще дитя. Идите прочь!

- Вы в самом деле славный малый, - сказал Ларошфуко, пожимая епископу руку.

- Скорей, скорей, решайтесь! - крикнул противник.

- Скорей, - заговорили Берюль и Перрон, - нужно что-то предпринять.

- Этот молодой человек исполнен пыла и надежд, - произнес Ларошфуко.

- Нас будет трое, и в придачу епископ, почти ребенок, а скажут, что нас было четверо.

- Да, но отступить!.. - воскликнул Берюль.

- Это невозможно, - сказал Ларошфуко.

- Ну как же, проклятые слепцы, - осведомился гугенот, - соблаговолите вы решиться наконец?

- Мы будем иметь честь принять ваш вызов на диспут, - произнес дю Перрон.

И все девять сражающихся бросились выбирать себе противников.

Ларошфуко принял вызов самого старого из гугенотов, и они яростно сцепились, выясняя, могут ли слова отцов Церкви, а не исключительно Священное Писание, быть авторитетными для христианина; на долю Берюля выпал пылкий противник святой инквизиции, тогда как дю Перрон очутился лицом к лицу с двумя противниками, воинственно настроенными против музыки, стихов и картин. Что же касается Армана, то его противником оказался тот самый скандальный гугенот.

Сердце молодого епископа билось столь сильно, что готово было разорвать ему грудь. Видит Бог, не от страха - он и тени страха не испытывал, - а от возбуждения.

- Итак, сударь, - сказал он, повернувшись к своему противнику, - какую тему вам угодно будет избрать для диспута?

- Мне угодно, - ответил тот, - избрать тему, которая сможет открыть глаза тебе, о злонамеренный нечестивец, отпрыск вселенской нечистоты, заблудший тщеславец!

Дю Плесси прокашлялся, чтобы не оскорбить гугенота смехом, и поинтересовался:

- Сударь, вы выражаетесь крайне неопределенно, могу ли я просить вас о такой любезности - сообщить мне все же, о чем вы желаете со мной диспутировать?

- О, горе тебе... - завел было свою песню гугенот, но, заметив нетерпеливый жест Армана, снизил голос на полтона и сказал:

- Я желаю убедить тебя в косности твоих - и твоей погрязшей в пороках Церкви - верований о спасении души человеческой, истину о каковом даре милостивый Господь открыл только последователям Лютеровым!

- Прекрасно! - оживленно воскликнул епископ. - Сделаете мне честь, начнете спор?

- С радостью, - важно сказал гугенот, встал во вдохновенную позу в лучших традициях древнего Рима, и произнес:

- Итак, что утверждает наша святая и единственно праведная вера? Что люди не могут оправдаться пред Богом собственными силами, заслугами или делами, но они оправдываются верой, что их грехи прощены ради Христа, Который Своей смертью искупил наши грехи, и верой, что Бог принимает людей с благосклонностью через эту жертву. Божественное прощение даруется, а не покупается, и оно доступно всем, вне зависимости от того, сколько денег у тебя в кармане и кто твои предки! Не то гласит вавилонская блудница, - его поучающий перст сначала был вознесен ввысь, а затем устремлен на епископа. - О, тщета тщет и суета сует препакостная! Самые богопротивные люди, разбойники алчные, кровосмесители, убийцы, святокупцы – называют себя наместниками Иисуса на земле! Они заставляют верных поклоняться им, как народ Израилев принуждали поклоняться золотому тельцу!

Арман, заинтересованно слушая пламенную речь, отметил про себя, что народ Израилев поклонялся золотому тельцу не по принуждению, но по своей воле, однако решил не прерывать полет мысли оппонента.

Гугенот вещал еще примерно четверть часа, и закончил свою речь так:

- Нам нечего добавить к тому, что совершил для нас Христос. Мы спасаемся одной верой, а Христос Сам сказал, что доброе дерево и плоды приносит добрые, а худое дерево - худые плоды. Так что искренне верующий христианин априори творит добрые дела. Добрые дела не укрепляют веру, а выражают её.

Он перевел дух и торжествующе взглянул на епископа.

- Прекрасно, сударь, просто прекрасно! - дю Плесси изобразил лицом крайнюю степень восхищения. - Ваша речь меня так заинтересовала, что я, в нарушение порядка ведения дискуссии, желал бы задать вам несколько вопросов...

Гугенот благосклонно кивнул. В его глазах загорелся огонь энтузиазма. он явно предвкушал, как приведет в лоно истинной веры священнослужителя достаточно высокого ранга. Он уже смаковал предстоящий триумф...

- Итак, вы утверждаете, что если человек верует искренне, то все его дела добры, ибо вера определяет поступки. Так, хорошо; но случалось ли вам когда-нибудь бывать в, скажем так, обществе парижских блудниц? - приступил к расспросам Арман.

- Нет! - резко возразил тот.

- Отчего же, позвольте узнать?

- Оттого, что это мерзость!

- Но подождите, ведь Сам Господь не запрещал блудницам приходить к Нему?

- Господь, в великом Своем милосердии, был совершенен, - гугенот благоговейно поднял очи горе. - Я же слаб плотью и потому предпочитаю избегать соблазнов.

- Так; но вы искренне веруете в нашего Спасителя? - настаивал дю Плесси.

- Господь читает в моем сердце, - все так же выспренне произнес его соперник, - Он знает, что все мои помыслы полнятся верой и благой надеждой!

- Но ведь все, что делает столь верующий человек, - доброе дело. Отчего же вам и не последовать примеру... - Арман прервался, глядя, как гугенот вытаращил глаза и схватился за сердце. - Что с вами?! Вам дурно?

- Боже! - возопил тот так, что все прервали поединки красноречия и обернулись. - И я потерял столько времени?! Я пробыл в Париже две недели, а уезжаю завтра ранним утром! Как я был глуп! Я не понимал истинной сути прекрасных тезисов нашего духовного наставника! Благодарю тебя, добрый человек! Хоть ты и заблуждаешься, но за доброту твою Господь укажет тебе истинный путь! Встретимся на небесах!

Тут он порывисто обнял ошарашенного епископа и с криком:

- Братья, нет времени объяснять, все за мной! - ринулся прочь от монастыря. Его спутники, впавшие в крайнее изумление, тем не менее последовали за своим предводителем, и вскоре скрылись из глаз.

Молодой епископ повернулся к недавним соперникам и заметил:

- Видимо, я выразился недостаточно ясно. Этот добрый человек понял меня как-то уж очень превратно, и мне не по себе из-за того, что я направил его на стезю греха... И я даже не знаю, как исправить эту ситуацию. Уж очень быстро он бегает!

Тут почтенные священнослужители расхохотались, как безумные. Арман подождал, когда они закончат веселиться, и лукаво спросил:
- Итак, господа, мы можем продолжать наш диспут?

- Ну уж нет, мальчик! - досмеиваясь, ответил дю Перрон. - А вдруг вы и надо мной сотворите что-нибудь такое, что я сломя голову побегу к девкам?

Ларошфуко и Берюль его поддержали, и теперь уже дружная четверка славных пастырей двинулась в сторону Люксембурга.

Арман был в упоении. Он шагал между дю Перроном и де Берюлем, обнимая их.

- Хотя я еще не кардинал, - произнес он у ворот дворца, обращаясь к своим новым друзьям, - я все же могу надеяться стать им, не правда ли?

Как королева Анна в Бастилию попала

Название: Как королева Анна в Бастилию попала
Автор: Рикардо Фонтана
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: мини
Персонажи: Ришелье, Рошфор, Людовик XIII, Анна Австрийская
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Иногда сдержать слово почти невозможно.

Его отец, король французов,
Все дни мечтал лишь об одном,
Чтоб зачала его супруга,
И всех святых молил о том.
Наш кардинал молился тоже,
И лучше преуспел, похоже…

- Что?! - Ришелье, превозмогая слабость, даже приподнялся на своей рабочей кушетке. Котята обиженно заорали и ссыпались с его груди, как мотки вязальной шерсти. - Что за чушь вы мне притащили, Рошфор?!

- Монсеньер, так говорят, - туманно, но твердо ответил господин главный конюший, напуская на себя вид человека, который готов пострадать за правду.

- Кто говорит?

- Весь Париж, монсеньер, - тем же тоном произнес граф.

Его печальные честные глаза всегда вызывали у грозного кардинала что-то наподобие чувства вины. Началось это после того, как Ришелье отправил Рошфора, тогда еще совсем юного, в Бастилию по навету Суассона. Тогда выражение готовности стерпеть любые муки в глазах молодого человека было абсолютно искренним. Однако после освобождения хитрец быстро раскусил, как этот взгляд влияет на кардинала, который успел отечески привязаться к своему бывшему пажу. Сначала Рошфор актерствовал, но со временем так привык к роли несправедливо обиженного, что каждый раз, как монсеньер бывал им недоволен, выражение кроткой жертвы само проступало на его лице.

Ришелье закатил глаза.

- Рошфор, но конкретно кто вам это сказал? Весь Париж сразу? - не без ехидства поинтересовался он.

- Я слышал, как это говорила госпожа де Сенесе.

- Кому?

- Господину Гонди. А он сообщил это под страшным секретом "человеку с косичками". А он... - Рошфор с ходу назвал еще более десятка имен. Кардинал побагровел и хрипло выкрикнул:

- Достаточно!

- ...и кроме того, об этом говорят на рыбном рынке, через который я шел сюда, - подпустил напоследок шпильку граф и поклонился.

- То из вас все нужно вытягивать клещами, то вы трещите, как торговка с этого самого рынка, - раздраженно пробормотал Ришелье, падая на подушки. - Найдите источник сплетни и доложите мне! Клянусь, кто бы он ни был, он у меня отправится в Бастилию!

Рошфор молча поклонился и покинул кабинет.

***
- Ваше высокопреосвященство, карета Его Величества у ворот! - вбежал в кабинет взволнованный секретарь.

- Господи, что могло случиться?! - воскликнул Ришелье, с трудом спуская больные ноги с кушетки. - Подайте трость и помогите мне встать. Вот так...

- Господин кардинал, я смотрю, вы вполне здоровы? - у Людовика было подозрительно хорошее настроение. - А мне сообщали, что вы не можете ходить, - он уселся в кресло около кушетки, заботливо переложив на пол спящую там белую кошку Сумиз.

Ришелье осторожно, подбирая слова, ответил:

- Сир, я действительно болен, и встал только для того, чтобы поприветствовать Ваше Величество, - колени дрожали от слабости, и он опирался обеими руками на трость.

Людовик величественно, как он это умел делать при большом желании, позволил кардиналу сесть и продолжил:

- Вот так неожиданность! А в Лувре говорят, что вы позавчера почтили визитом королеву и даже исполнили для нее один испанский танец, как бишь его там называют, - он защелкал пальцами, делая вид, что вспоминает, - ах да, сарабанду! Видимо, это после танцев с вами приключилась эта хворь? Что же вы, куманек, совсем себя не бережете!

Ришелье протестующе поднял руку, но Людовик рассмеялся и остановил его жестом.

- Знаю, знаю, все знаю - все ложь до единого слова. Разве вы могли подумать, что я вам не верю, господин герцог? Я, собственно, приехал только справиться о вашем здоровье и обсудить одно дело...

Когда с обсуждением было покончено, король поднялся и, глядя первому министру в глаза, серьезно проговорил:

- Господин кардинал, я настоятельно прошу вас определить источник этих слухов. Уверен, вы знаете поговорку о жене Цезаря. Более того, я предпочел бы, чтобы не только жена, но и министр были чисты от подобного подозрения. Как только найдете клеветника - или клеветницу - сообщите мне. Даю слово, мы найдем способ познакомить лжеца с королевским правосудием.

***
Рошфор вернулся только через двое суток поздно вечером, злой и усталый, и потребовал срочной аудиенции. Кардинал, само собой, еще не ложился, и принял порученца незамедлительно.

- Монсеньер, я выяснил, кто распускает порочащие вас слухи, - с места в карьер объявил он.

- Меня и королеву, - педантично поправил Ришелье, почесывая за ухом Люцифера.

Рошфор криво усмехнулся.

- Вы, возможно, не поверите, но королева и есть источник этих слухов!

- Королева-мать? - уточнил Ришелье.

- Нет, королева Анна.
- А ей-то какой резон пускать такую нелепую сплетню? - растерянно спросил Ришелье.

Оказалось, Рошфор тоже поначалу не верил своим ушам. Однако из беседы с врачом Анны Австрийской он узнал, что королева время от времени распространяет о себе и других сведения, мягко скажем, недостоверные, то есть попросту врет. Так, она уже рассказала по секрету Мари д"Отфор о том, что король якобы пообещал Лафайет отравить королеву и жениться на ней. Фрейлина встревожилась. Поразмыслив, она посоветовалась с врачом, и оба пришли к выводу, что эта ложь - что-то вроде истерического припадка. Несколько месяцев все шло нормально, и вдруг королева в присутствии доброго десятка человек на одном дыхании сообщила всем потрясающую новость - суровый кардинал настолько влюблен в нее, что ходит по ночам в ее спальню в шутовском колпаке и пляшет по ее приказу. Эта история, само собой, стала достоянием общественности в считанные часы...

Ришелье тотчас же пожелал видеть личного врача королевы. В ходе часовой беседы месье Гондине высказал достаточно смелое предположение, с чем могут быть связаны подобные припадки связаны с недостаточностью внимания, которое Ее Величеству оказывает венценосный супруг. Кардинал помрачнел и отпустил эскулапа, впрочем, весьма любезно извинившись перед ним за то, что потревожил занятого человека в столь неподходящее время.

***
На следующий день неутомимый премьер уже присутствовал при завтраке короля. Впрочем, говорить о делах стало возможно только через сорок минут, когда слуги удалились, и король и его министр остались, наконец, наедине.

- Ваше Величество, вы, без сомнения, помните неприятную ситуацию, которая возникла четыре дня назад, - дипломатично начал кардинал.

Людовик слегка нахмурился:

- Да, господин кардинал, вам уже известно, кто распространял эти нелепые измышления?

Ришелье вздохнул:

- Увы, я вынужден констатировать, что их распространяет человек, очень близкий к Вашему Величеству...

Чем закончился этот, без сомнения, нелегкий и деликатный разговор, для всех осталось тайной. Впрочем, через три месяца после него стало известно, что Анна Австрийская беременна, а в сентябре она наконец-то подарила Франции долгожданного наследника. Но это было потом, а через пару недель Рошфор получил возможность узнать, как же теперь будет с клятвой кардинала об отправке автора сплетни в Бастилию. Ему пришлось сопровождать монсеньера на экскурсии по главной тюрьме Парижа, которую для первого министра и королевской четы проводил комендант Шарль дю Трамбле. Королева живо интересовалась мрачными застенками, а король и Ришелье, чинно вышагивая вслед за дю Трамбле-младшим и Анной Австрийской, переглядывались, как римские авгуры. Слово нужно держать, тем более, если это слово дали два могущественнейших человека Франции...

Скачать все	Читать на WTF	Читать в дневнике

© WTF Richelieu 2014

@темы: текст, выкладки, wtf 2014

---

Текстовая выкладка WTF Richelieu 2014 G-PG-13 Часть 3

WTF Ришелье 2014. Текстовая выкладка G-PG-13
Часть 3

Часть 1 ● Часть 2 ● Часть 3 ● Часть 4 ●Часть 5

Откуда берутся дети

Название: Откуда берутся дети
Автор: Рикардо Фонтана
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: мини
Персонажи: Рошфор, Ришелье, Жозеф
Категория: джен
Жанр: юмор, приключения
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Как растопить сердце грозного кардинала? Да очень просто...
Примечание:

спойлер

опираясь на мемуарную литературу, авторы сделали допущение, что до получения титула графа Рошфор назывался виконтом д`Олленвиль
Примечание для граммар-наци: Текст вычитан. Все ошибки - преднамеренные, для создания колорита.
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Откуда берутся дети"

Глубокой ночью в одном из домов парижского прихода Сен-Жермен-л'Оссеруа не спали трое. Один из них, для верности сняв сапоги, бесшумно крался по темной галерее к тусклому свету из-под двери кабинета хозяина дома. Там над заваленным бумагами столом сидели двое - кардинал де Ришелье и его ближайший друг и соратник отец Жозеф.

- Арман, вы ждали еще какого-либо сообщения? - спросил капуцин.

- Нет, я и секретаря отпустил при вас, - ответил Ришелье.

- Тогда откуда же взялось это послание?

Под дверью лежала пара сложенных пополам листов.

- Как будто кошка лапой писала. Прочтите, Арман, не могу разобрать, - Жозеф раздраженно подал послание Ришелье. Автор же сообщения уже неслышно удалялся от дверей.

Капуцин взялся было перечитывать черновик договора по Вальтеллине, но удивленно посмотрел на кардинала, который посмеивался, пробегая глазами неровные строчки, а потом и вовсе расхохотался.

- Что вам там принесли, очередной памфлет? - сварливо поинтересовался монах.

- Я сейчас прочту вслух это прекрасное письмо. Ручаюсь, это доставит вам удовольствие! - Ришелье откашлялся и медленно и с выражением принялся зачитывать загадочное послание.

"Монсеньер не знаю что Вам там обо мне понарассказали, но дело было так. Как мы сидели на зимних квартирах недалеко от форта Сальс второй месяц, терпя всяческие лишения и уныние, а питались чем Бог пошлет и иногда даже гнилой репой, потому что поставщики бесчестные люди, я потерял покой. Никто не знал что я Дворянин, звали меня испанцем или цыганом, а я сам не хотел говорить. Потому что начали бы спрашивать о моей несчастной судьбе, пришлось бы им все объяснять про матушку и про отца и как он потом вступил в брак с женщиной самого дурного характера, а я этого не люблю. Вот я пришел к господину Командиру и говорю - не могу так больше, что это за жизнь сидим сиднем под этим фортом, тоска смертная, сверху дождь, снизу жижа и глина, а посредине мы злые как враг рода человеческого. Прошу вашего позволения покинуть Армию потому что сыт я ею по горло. Месье де Сент-Анье разгневался на меня, говорит да вы сударь дезертир, а дезертирам суд скорый. Мужчина должен скорее лишиться ушей, чем делать что-то как вы, и еще немало всего в том же духе. Чем нанес мне немалую обиду и я сказал: господин Командир, я хочу совершить нечто что послужит к моей чести и к чести французского Знамени. Тут он по-другому на меня посмотрел и спрашивает не Дворянин ли я. Но только я не стал ему сразу рассказывать что я Виконт и первый сын у своего батюшки, только бесправный хуже последнего мужика, а пообещал не скрывать ничего, когда совершу что задумал и дал слово что не дезертирую. В рассуждении что дело я предпринимаю рискованное, он предложил мне помощь десятка человек, но как я не желал делить победу свою с толпой старших сослуживцев они все равно приписали бы успех вылазки себе то и отказался. Однако же месье де Сент-Анье в итоге все-таки мне дал напарника только такого чтобы и самому не очень было жалко, если поплатится жизнью, из чего я заключил что Командир не верит в успех моего предприятия. Легье был против меня крупнее и сильнее, то есть если заключать силу в тяжести и мышцах а мое преимущество всегда было в ловкости. А еще он играл в кости и часто ловчил так что его даже раз побили. Словом самый ненадежный человек, волонтер как и я только сын мельника из Пикардии. Меня это огорчило, я бы и без Легье справился, но приказ есть приказ. Только зря это все, все равно я стал невольной причиной его предательства, но об этом позже.

Надо думать Вам доложили что я выследил офицера из Сальса, который ходил два раза в неделю встречаться со своей девкой в развалины старого дома. Учитывая что погода в то время устанавливалась крайне редко, а так дождь лил и холодно, я невольно размышлял, насколько же охота сильнее неволи и как Порок ведет нас к Гибели чуть только мы ему поддадимся. Про себя заключив что никогда так не попадусь на крючок чтобы делом ради юбки рисковать будь она там дочка мельника или принцесса. Клинок, говорил один мой сослуживец Жерваль Кривой, проверяется битвой, а Мужчина Женщиной, но только это неправильное сравнение, ибо сталь создана единственно для войны а Мужчина не только для Женщины, но прежде для дела и Чести и Славы. Так я размышлял, когда смотрел как они там кувыркаются под плащами, а охраны почти никакой, был один солдат и того отослали, и решил воспользоваться положением дел.

Мы с Легье вышли еще было светло потому как надо было засесть загодя. Когда пришли на расстояние двух мушкетных выстрелов к гарнизону Сальса я сказал ему залечь в канаве что он исполнил весьма неохотно думая что я убегу или забуду про него. Я бы и рад забыть, но Командир взял с меня обещание, и поэтому я сказал Легье, хочешь вернуться ни с чем, можешь меня не слушать, а только я сообщу Господину Капитану что по твоей вине мы вернулись с позором и без добычи, и он хочешь не хочешь сделал помоему. Я же не мог спрятаться в том же доме где офицер гарнизона Сальса проворачивал свои интрижки потому что он всегда высылал вперед себя солдата на разведку. Я впрочем нашел себе удобное место и на всякий случай снял с себя хорошее платье, а захваченную рвань стирал в ручье, если бы меня кто заметил так я казался меньше своих лет и выглядел как цыган, в случае чего мог сделать вид что попал сюда случайно. Я два часа мусолил тряпки в холодной воде так что руки заломило. Наконец пришел солдат и обшарил каждый угол. Потом с одной стороны пришла девка а с другой господин офицер, и укрылись плащами а солдат вышел на другую сторону и пошел к форту.

Когда они были еще тепленькие я вбежал внутрь с пистолетом в каждой руке. Ситуация была для офицера не самая удобная, он сдался и не пикнул и мне достались и его пистолеты. После чего я велел ему идти впереди меня и сказал что если он попытается издать хоть звук я его пристрелю без второго предупреждения. Он оказался благоразумным и я приказал идти с ним и его любовнице, тем самым обезопасив себя чтобы она не позвала на помощь, поскольку до нашего расположения идти было почти два часа а до Сальса рукой подать. Оба они шли впереди и так и вертели головами пытаясь найти возможность убежать, однако дорога шла по открытой местности, и я боялся только что нас увидят из гарнизона, но Бог миловал. А потом из канавы вылез Легье, и они совсем поникли поняв что лишились надежды скрыться. Впрочем, я на всякий случай взял у офицера Слово не предпринимать попыток побега, и он дал его. И я был в таком восторге, что у меня получилось задуманное что проглядел, как скотина Легье таращился на девку. Через час мы сделали привал, поскольку девица растерла ногу и Легье заявил что может предоставить отдых ее усталым ножкам при условии что она согласится утолить его вожделение. Девица закричала и стала вырываться, офицер засверкал глазами, начал безбожно ругаться и забыл бы свое Слово и так бы сорвалась моя Операция, поэтому я спросил не сошел ли он с ума, но он только посмеялся надо мной. Меня это разозлило и я пригрозил что пристрелю его. Он наставил свой пистолет на меня, а мне ударила в голову кровь и я пошел на него. Легье выстрелил в меня но из-за дрожащих рук промахнулся и удрал в направлении гарнизона Сальса. Я испугался, что этот дезертир перебежит и доложит обо всем испанцам и покажет им дорогу. Погоня могла скоро выйти за нами, а девка отказывалась идти по причине нервного расстройства и больной ноги. И тогда я сделал правильную штуку приказал офицеру нести ее, а сам шел сзади. Едва мы добрались до ворот города, где стоял наш полк, когда появились три испанские офицера и солдаты, преследовавшие меня, но увидели что опоздали и дальше не последовали.

Я вошел в расположение части с триумфом, все выбегали на улицу и провожали нас к дому Командира. Я очень устал и потрясение этого дня притупило мои чувства радость от удачного дела и чествования также и мечтал только о том чтобы держаться на ногах. Пленник мой оказался очень ценен и Командир очень хвалил меня, высказав особенную радость, что я оказался Дворянином, ибо я сообщил что рано утратил матушку, и только полное пренебрежение и ненависть по милости мачехи ожидавшие меня в моем же собственном наследном замке, и подобная цепь печальных событий привела меня в Армию. Я и не ожидал что его радость из-за моего благородного происхождения имеет еще какую-то подоплеку; а вместе с тем господин де Сент-Анье был так любезен что сообщил о моем незначительном достижении Вашему Высокопреосвященству и Вы пожелали меня видеть. При получении этого известия я был несказанно счастлив и отчасти чтобы доказать отцу и мачехе что я нимало не пропащий человек и не вырос негодяем, как они это охотно предсказывали, по дороге в Париж заехал к ним. Вначале меня приняли холодно, ибо я не подавал им вести с восьми лет, когда чтобы не быть прибитым как собака убежал с цыганами, но когда я сказал что направляюсь к господину Кардиналу, то отец дал мне новую одежду и двух лошадей чтобы не стыдно было мне появиться в Париже. Но больше же того дал наставлений помнить о благе семьи и о том что у меня еще шестеро братьев и новорожденная сестра (конечно все они от мачехи, я был единственным детищем своей матушки, да примет ее душу Господь в свои объятия). Я молчал и думал, а что же ты бил меня и гнал, а теперь я должен думать о благе своих гонителей; но потом рассудив что так завещал поступать Христос, я смирился и только с радостью повидался с кюре, который один заботился о моей несчастной Душе, научил меня читать, писать и преподал основы достойного Дворянского поведения. Святой Отец плакал и осенял меня крестным Знамением, хотя он знал, что я живой, но не рассчитывал так скоро увидеть, и его наставления были куда более бескорыстными и полезными для меня.

И вот Монсеньер Вы простерли свою любезность до того что пообещали подумать как решить мою судьбу, и хочу сказать чтобы Вы твердо были уверены что на любом предложенном Вами поприще я буду вести себя достойно и служить сообразуясь с Честью и Совестью. А если Вашей Милости понадобится моя жизнь без остатка, то можете распоряжаться ею по своему усмотрению, я ничем не связан ничем не держусь в этом мире и буду счастлив послужить благородной Идее.

Остаюсь
искренне преданный Вам
виконт д`Олленвиль".

Закончив чтение, Ришелье помахал посланием и вопросил отца Жозефа:

- И что прикажете мне с этим делать?

Тот усмехнулся и развел руками:

- Поздравляю, господин кардинал, вот вы и стали отцом...

От Любви до ненависти

Название: От Любви до ненависти
Автор: Рита_Скиттер
Бета: Анонимный доброжелатель
Размер: миди
Пейринги/Персонажи: епископ Люсонский/Анна Австрийская
Категория: гет
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Одиночество вынуждает к решительным действиям
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "От Любви до ненависти"

Направляясь из Мадрида в Париж, юная инфанта мечтала о веселой жизни во Франции, о которой столько слышала в мрачных стенах прохладного и чопорного Эскориаля. Однако жизнь французской королевы разочаровала ее – супруг оказался мрачным и замкнутым юношей, вечно занятым какими-то странными и совсем не королевскими увлечениями, и абсолютно не интересовался своей юной супругой. Королева-мать, хоть и дарила невестке ласковые улыбки, но сразу дала понять, что от нее ждут наследников престола и безукоризненного поведения.

Анна Австрийская бродила по Лувру, поеживаясь под изучающими взглядами придворных и, пожалуй, со слишком наигранной поспешностью шарахаясь от темных углов, в которых то и дело обнаруживались переплетенные в объятиях парочки. То, что при мадридском дворе казалось невозможным, в Париже было нормой. Почти для всех, кроме королевы. Правда, Мари, супруга коннетабля, утверждала, что и королевы могут позволять себе весьма многое, если подходить к делу с умом. Анна тихо улыбалась, мило краснела и отмалчивалась, прячась за тяжелыми веерами.

- Право же, дорогая моя, к чему хоронить такую красоту, уж если она не нужна мужу! – нашептывала Мари вечерами, томно обмахиваясь краем верхней юбки.

Молодая королева отмалчивалась и присматривалась к окружающим ее мужчинам. Увы, большинство были либо слишком стары, либо недостаточно привлекательны, либо не в меру наглы. Словом, объекта для влюбленности найти никак не удавалось.

- Нет-нет, ваше величество, если сейчас вы пойдете турой, то дадите мне возможность поставить вам мат всего в три хода. – Епископ Люсонский быстро вернул фигуры в исходное положение. Он бросил быстрый взгляд на противницу, подавившую зевок. – Вам наскучила игра?

- Нет, ваше преосвященство, что вы! – Анна с треском распахнула веер, спеша прикрыть порозовевшее лицо.

- Если королева зевает во время игры, значит, игра недостойна ее августейшего внимания, – улыбнулся он, чуть отодвигаясь от стола.

- Вы теперь покинете меня? – спросила королева, опустив глаза и браня себя за неподобающее особе королевской крови поведение.

- Если таково ваше желание, ваше величество… - епископ сделал было попытку подняться, но Анна схватила его за руку.

- Я хотела бы, что бы вы остались и… побеседовали… со мной… - выдавила она едва слышно, боясь поднять глаза. Ей казалось, что она ведет себя чудовищно распущенно. В Эскориале ей наверняка пришлось бы пережить немало неприятных минут за столь неподобающее поведение, еще и по отношению к духовному лицу! Вспомнив, что в комнату в любой момент может войти прислуга с закусками, королева быстро отдернула руку.

Люсон внимательно посмотрел на собеседницу:

- Ваше величество что-то тревожит? – мягко спросил он, чуть наклоняясь вперед. – Возможно, вы хотите чем-то поделиться?

- Да! То есть я не знаю! – Анна окончательно смешалась и надолго умолкла, вертя в руках спасительный веер. Епископу он казался слишком тяжелым и вычурным для молодой женщины, но подобные конструкции были крайне модны в этом сезоне, и каждая уважающая себя дама считала обязательным отяготить руки такой безделушкой

- Послушайте, дочь моя, - наконец нарушил молчание епископ и придвинулся еще ближе. – Я не только придворный, но и ваш духовник, и если вашу душу что-то смущает…

Королева закусила губу, все еще не решаясь поднять глаза на епископа. Тот молча ждал, не сводя с нее взгляда. Наконец Анна глубоко вдохнула и, к собственному удивлению, разрыдалась, судорожно вцепившись в сутану собеседника и скомкано, взахлеб выплескивая на него все накопившиеся обиды и сомнения.

Епископ осторожно гладил всхлипывающую женщину по спине, успокаивающим тоном говоря какие-то подходящие к случаю слова. Кое-как отлепив ее от груди, он вытер ей лицо собственным платком и заставил выпить несколько глотков вина. Анна все еще судорожно всхлипывала, мертвой хваткой вцепившись в мужчину. Люсон не расслышал, что именно послужило причиной столь отчаянных рыданий, но общие причины состояния королевы понимал. Он тяжело вздохнул, пытаясь подобрать верные слова.

- Ваше величество, я понимаю, что вам приходится нелегко, - начал он ласково, – но вы – королева Франции, а значит, должны быть сильной.

- Но я здесь совсем одна! – пролепетала Анна, жалобно глядя на духовника. Тот снова вздохнул.

- Королевы никогда не бывают одни, ваше величество, - Люсону внезапно стало отчаянно жаль эту женщину, напомнившую ему собственную горячо любимую племянницу, которая так же лила слезы перед браком. – Вам досталась нелегкая судьба, но если Господь возложил на вас бремя королевского венца, значит, он дал вам и силы, чтобы его нести.

Королева вяло кивнула, шмыгнув носом громко, по-детски, все еще борясь с остатками душивших ее рыданий.

- Король совсем меня не любит!

Сказала, и сама вздрогнула от собственной дерзости.

- Я не могу судить о том, что творится в душе у короля, – епископ говорил тихо, накрыв ладонью все еще цепляющуюся за него руку королевы. – Но я точно знаю, что вы муж и жена перед Богом и людьми, и ваш святой долг с честью переносить все радости и невзгоды вместе с вашим супругом.

- Но я не знаю ничего о его заботах!

- Значит, его величество бережет вас от лишних горестей, и как хорошая жена вы должны благодарить Бога за столь заботливого супруга, ограждающего вас от тревог и волнений.

Убедившись, что королева более-менее успокоилась, епископ Люсонский поспешил откланяться, сославшись на неотложные дела. Анна кивнула, отпуская его, тем более, что фрейлина как раз внесла целый поднос сладостей, которыми юная королева и принялась утешаться. Собственно, никаких особых дел у Люсона не было, однако общество королевы пробудило в нем свежие болезненные воспоминания, и епископу было необходимо время, чтобы подавить эти чувства вместе с жалостью к ее величеству.

Анна Австрийская тем временем, нахохлившись в кресле, лениво ковыряла варенье. Мари, ее верная подруга и наперсница, радостно щебетала, надеясь, что ее трескотня поднимет настроение королевы. Однако ее величество витала в своих мыслях и очень скоро отослала фрейлин, сославшись на крайнюю усталость.

Оставшись одна, Анна попыталась читать, но смысл книги ускользал от нее. То и дело на ум приходил епископ Люсонский, который так заботливо обнимал ее сегодня и гладил по руке. Анну давно уже никто не обнимал так осторожно и ласково. Не говоря уж о священниках, которые, будь она в Мадриде, наверняка отчитали бы ее за неподобающее королеве поведение. А вот Люсон, оказывается, понимал ее. С этими мыслями Анна в конце концов уснула, крепко обняв подушку и робко улыбаясь. Во сне епископ снова обнимал ее, говоря что-то не слишком понятное, но наверняка важное, и время от времени касался губами лба инфанты.

Утро показалось Анне на диво ясным: солнечные зайчики радостно порхали по комнате, отражаясь в высоком венецианском зеркале, за окном истошно щебетали птицы, и даже ветерок, доносящийся с Сены, приносил с собой не привычный смрад, а запах скошенной травы. Напевая себе под нос, ее величество после мессы изъявила желание спуститься в парк. Фрейлины с удивлением наблюдали за резвящейся королевой, позабывшей о суровом испанском воспитании. Сегодня она вела себя почти так же, как любая француженка ее возраста, шепчась с Мари де Люинь и пританцовывая между живыми изгородями. Впрочем, жизнерадостное настроение не мешало ей внимательно поглядывать на придворных, прохаживающихся по аллеям парка.

- Вы кого-то ищете, ваше величество? – спросила Мари заговорщическим шепотом, беря венценосную подругу под руку.

- Нет-нет, с чего вы взяли? – Анна опустила глаза со смущенной улыбкой.

- Вы так внимательно вглядываетесь в аллеи… - коннетабльша наклонилась поближе. – Ну же, Анна, поделитесь со мной!

- Боюсь, Мари, мне нечем делиться. Честное слово!

- И поэтому ваши глаза так сверкают, а щеки полыхают, как розы? – Мари хихикнула. – Не пытайтесь обманывать меня, Анна, похоже, кто-то из наших мужчин имел счастье найти ключик от вашего сердца!

- Ах, оставьте, Мари, вы просто читаете слишком много романов! – отмахнулась Анна, жадно глядя в конец аллеи, где как раз появилась высокая фигура в пурпурной сутане. Епископ шел в шаге от королевы-матери, что-то ей говоря.

Анна вспомнила о сплетнях, гуляющих по Лувру, и прикусила губу. Радужное настроение померкло, точно испугалось это увядающей женщины в черном.

- Мари, а правду говорят, что епископ… - королева запнулась, подбирая слова, - весьма близок с ее величеством?

- Да, муж говорил, что епископ соблазнил ее величество пылкими проповедями и весьма галантным обхождением. Сперва, правда, он соблазнил покойную маршальшу д`Анкр, но потом подобрался к королеве-матери, и бедная Элеонора получила отставку. Она, говорят, просто обезумела от ревности, даже пыталась прибегать к помощи магии, чтобы вернуть любовника к себе, – Мари говорила тихо и быстро, захлебываясь от восторга. Больше любовных романов она любила только рассказы о чужих любовных похождениях.

- А что же Люсон? – спросила Анна, вглядываясь в лицо епископа, мало что выражающее, помимо светской улыбки.

- А что ему? Говорят, на отсутствие женского внимания ему жаловаться не приходилось, но связь с королевой-матерью куда полезнее для карьеры, чем связь с какой-то маршальшей. Даже если она и ходит в подругах королевы. – Мари внимательно посмотрела на заинтересовавшую ее подругу группу.

- Мне просто подумалось, что королева-мать уже не так молода и красива, как раньше, а епископ…

- Тоже не слишком юн! – подхватила мадам де Люинь, звонко рассмеявшись. – Ей-Богу, они отличная пара!

Анна выдавила из себя компанейскую улыбку, наблюдая, как Люсон с галантным полупоклоном передает свекрови какой-то сверток. Мария Медичи благосклонно улыбнулась своему фавориту, удержав его руку в своей несколько дольше, чем позволяли приличия. Королева почувствовала, что злится на свекровь и на епископа, которые вели себя чудовищно вызывающе, даже не пытаясь скрыть свою греховную связь.

- Ваше величество, становится слишком жарко. Нам пора, – Мари твердо потянула королеву в сторону Лувра, подав свите знак возвращаться. Оглянувшись напоследок, Анна увидела повернувшегося в их сторону епископа. В какой-то момент ей показалось, что он смотрит на нее, и сердце в груди застучало быстрее, разгоняя по венам не только кровь, но и какое-то новое, немного пугающее ощущение.

Следующие несколько дней Анна тщетно ждала визита своего духовника. Епископ сопровождал королеву-мать в монастырь кармелиток, присутствовал с ней на заседаниях совета, и молодая королева видела его лишь мельком то в мрачных коридорах Лувра, то в дворцовом парке, то на мессах. Епископ с неизменным почтением отвешивал ей глубокие поклоны и ласково улыбался. Косясь в сторону свекрови, Анна решила, что Марии Медичи Люсон улыбается куда холоднее и сдержаннее. Поразмыслив еще, она пришла к выводу, что королеву-мать Люсон никогда не любил (да и как можно полюбить такую старую развалину) и наверняка тяготился ее обществом, чтобы оставаться при дворе. Утешаясь подобными мыслями, Анна с нетерпением ждала следующего визита епископа, порываясь послать за ним и пугаясь следующей встречи.

Наконец, не выдержав ожидания, она послала за духовником. Епископ явился к королеве с завидной скоростью, радуясь возможности оттянуть утомительно длительный вечер в компании королевы-матери, весьма недовольной стремлением сына отстранить ее от политической жизни.

- Ваше величество пожелали меня видеть? – епископ отвесил королеве вежливый поклон, отметив, что в комнате они находятся одни. Безусловно, под дверями топчутся дамы в надежде что-то подслушать, но из помещения ее величество удалила всех.

- Да, ваше преосвященство, мне стало одиноко, и я надеялась, что вы составите мне компанию в игре, – Анна улыбнулась, жестом предлагая гостю опуститься на диван рядом с ней.

- И во что же вы желаете сыграть? – Люсон скользнул взглядом по ломберному столику, на краю которого теснились коробки с шахматами и набором трик-трак. Именно на последний и указала ему молодая королева.

- У меня на родине мы часто играли на желание, – сказала она, слегка краснея. – И я надеялась, что вы не откажете мне в этой прихоти.

Брови Люсона удивленно дрогнули, обозначив раннюю морщину на лбу.

- На желание, ваше величество?

Анна молча кивнула, отчаянно надеясь не покраснеть. Епископ улыбнулся ей и потянулся за коробкой, размышляя, какое же желание решила выразить его подопечная столь необычным способом.

Расставив фишки, Люсон вручил Анне одну из игральных костей, зажав в кулаке вторую. Про себя он решил непременно проиграть. Во-первых, чтобы доставить удовольствие королеве, которая сегодня казалась ему совсем девочкой, а во-вторых – чтобы удовлетворить собственное любопытство.
Разыграв право первого хода, которое, разумеется, досталось королеве, Люсон погрузился в размышления под щебет королевы. Анна, пребывающая в на редкость приподнятом настроении, обрушила на него все скопившиеся новости и впечатления - от невероятно уродливого мопса кого-то из дам до невыносимо скучной проповеди на нынешней мессе и глупого аграфа, присланного ей в подарок старым Роганом.

Между делом, королева подсаживалась все ближе, заглядывая собеседнику в глаза. Епископ улыбался, метал кости и весьма внимательно следил за тем, чтобы ситуация на доске складывалась неизменно в пользу королевы.

- Ваше преосвященство, а почему вы сегодня все молчите? – спросила она, переводя дух после особенно длинной тирады.

- А что бы ваше величество хотели услышать?

- Что-нибудь захватывающее! И интересное. А то его величество говорит только о соколах да гончих, – пожаловалась королева и глубоко вздохнула.

- А вам бы хотелось чего-то более увлекательного. Понимаю. – Люсон улыбнулся. – Однако что же вам рассказать? Королевский совет и политика, боюсь, будут слишком скучны для вас!

- Неужели у вас в запасе нет ни одной занимательной истории? – глаза королевы опасно заблестели, и епископу, испугавшемуся возможных слез, пришлось срочно вспоминать подходящую случаю историю.

- Пожалуй, я расскажу вам шутку, которую сыграли с беднягой Раканом, – быстро проговорил он, вызывая в памяти рассказанную ему недавно парижскую байку. – Мадемуазель де Гурне, хоть и называет Ракана не иначе как «обезьяной Малерба», прислала ему в подарок свою книгу. Впрочем, она послала ее и Малербу, которого терпеть не может, но это не относится к делу. И вот, прознав, что поэт собрался нанести этой даме визит в три часа пополудни, дабы поблагодарить ее за дар, шевалье де Бюэй и Ивранд решили разыграть обоих.

Де Бюэй отправился к мадемуазель к часу дня. Горничная докладывает старой деве, что ее спрашивает некий молодой дворянин. Та в это время писала стихи, но решила, что к стихам всегда можно вернуться, а молодые дворяне навещают ее отнюдь не часто, потому велела звать гостя. Бюэй назвался Раканом, чему мадемуазель де Гурне поверила, поскольку знала поэта лишь понаслышке.

Приняла она его весьма учтиво и поблагодарила за то, что столь молодой блестящий дворянин нашел время, дабы навестить бедную старуху. Следует сказать, что своей галантностью и остроумием он совсем разоружил бедняжку, и она с трудом согласилась его отпустить. Не успел де Бюэ откланяться, как на пороге появился не менее молодой и блестящий господин Ивре. Поскольку дверь была полуоткрыта, Ивре вошел без доклада и, также представившись Раканом, принялся очаровывать нашу поэтессу учтивой дерзостью. Мадемуазель заподозрила, разумеется злой умысел, но Ивре так правдоподобно возмущался дерзости предыдущего гостя, что она ему поверила и рассталась с ним в самом радужном настроении.

Каково же было удивление бедной женщины, когда дверь распахнулась в третий раз, и на пороге предстал сам господин Ракан – запыхавшийся, утирающий лоб рукавом и чертыхающийся через слово! Разумеется, после первых двух гостей мадемуазель не поверила, что нескладный и грубый господин и есть мсье Ракан. Она подняла крик, сбежались соседи, кликнули стражу, и бедняге пришлось спасаться от нее через окно по лестничной веревке!

Подождав, пока королева отсмеется, Люсон, пофыркивая от разбиравшего его компанейского смеха, продолжил:

- Разумеется, в тот же вечер мадемуазель де Гурне рассказали всю правду. В отчаянье она наняла карету и на следующее же утро спозаранку поехала извиняться. На беду, Ракан еще спал, и она, отдернув полог, принялась его будить. Когда, открыв, глаза поэт увидел над собой лицо почтенной старой девы, он бросился спасаться в чулан, откуда его удалось выманить после долгих уговоров. Но нет худа без добра – эти двое теперь стали неразлучны, и мадемуазель де Гурне при каждой встрече просит у него прощения.

Королева звонко расхохоталась, восторженно глядя на собеседника. Веселья ей добавляло и то, что последним своим ходом они вывела с доски последнюю фишку, тогда как у епископа их оставалось целых три. Люсон склонил голову, признавая свое поражение.

- Каким же будет желание вашего величества? – Спросил он, поднимая на нее глаза.

Анна на мгновение смешалась и ткнула пальцем в первое, что попалось ей на глаза – бархатный мешочек, в котором епископ носил четки с молитвенником.

- Оставьте мне это! – выпалила она, чувствуя, как ее щеки заливает краска. Епископ улыбнулся и, сняв требуемое с пояса, протянул ей.

- Молитвенник достаточно было просто попросить, дочь моя, – Он ласково взглянул на нее. – Сделать такой подарок духовной дочери - всегда радость для любого священника.

Анна смутилась еще больше, сжав вожделенный мешочек обеими руками. Когда епископ встал, чтобы откланяться, ей даже не хватило духу остановить его. Когда Люсон был уже почти у двери, она все же окликнула его.

- Ваше преосвященство, вы действительно считаете меня дочерью? – спросила Анна, закусив губу.

- Но вы и есть моя духовная дочь, – епископ обернулся у двери, удивленно глядя на потупившуюся королеву.

- Просто отец, уходя, всегда целовал меня… - прошептала она, комкая в пальцах мягкую ткань. Епископ застыл на месте, не решаясь ни ответить, ни выйти вон. Анна беспомощно смотрела на него, пунцовая, и часто моргала.

- Простите, я понимаю, что королеве не подобает такое поведение. Но… - ее голос стал едва слышным, – я так скучаю по отцу!

Тяжело вздохнув, Люсон вернулся обратно и, опустившись на колено, осторожно коснулся губами ее лба.

- Со временем вы смиритесь, дочь моя. А потом и привыкнете, – он чуть сжал ее руку и быстро покинул комнату.

Епископ столь стремительно покидал покои королевы, что едва не столкнулся с госпожой де Люинь, направлявшейся к своей царственной подруге. Проводив священника удивленным взглядом, Мари продолжила свой путь, размышляя, что же могло побудить столь спокойного и сдержанного духовника королевы так поспешно передвигаться по дворцу.

Между тем Люсон, тяжело опустившись на сидение экипажа, закрыл глаза и сжал ладонями виски. Карета со скрипом двинулась в сторону Люксембургского дворца. Епископ, пытаясь подавить приступ головной боли, размышлял, что, возможно, в окружении молодой королевы не хватает зрелых женщин, способных заменить ей если не родительниц, то какую-нибудь нянюшку из мадридского детства.

- Вы очень задержались, епископ! – Мария Медичи встретила фаворита весьма кислым выражением лица. Только что она проиграла очередную битву с сыном и вынужденно признавала самой себе, что Людовик оказался не таким уж беззубым рохлей, как ей казалось все эти годы.

- Простите, ваше величество, я задержался у королевы Анны, – епископ поцеловал протянутую ему руку и опустился в кресло напротив собеседницы.

- Похоже, испанское воспитание сделало мою невестку весьма набожной? – поинтересовалась королева-мать с легкой ревностью.

- Это так, ваше величество. Однако, - епископ на секунду умолк, подбирая слова, – мне кажется, что ее величеству стоит подобрать менее легкомысленную компанию, чем мадам де Люинь. Сегодня королева выиграла у меня в трик-трак молитвенник, видимо, находя это забавным.

- И вы не объяснили ей недопустимость подобного поведения? – удивилась Мария Медичи, подаваясь вперед.

Епископ равнодушно пожал плечами:

- Она всего лишь дитя, государыня. Неопытное, неразумное дитя, заброшенное в чужую страну.

Королева-мать улыбнулась, с трудом скрывая свое облегчение.

- Ну что ж, оставим эту тему. Я хотела обсудить с вами некоторые вопросы, которые будут затронуты завтра на королевском совете…

Епископ покорно склонился над предложенными ему бумагами, выбросив из памяти и молодую королеву, и ее шалости.

- Ваше величество, епископ покинул вас весьма взволнованным, чуть не затоптал меня спеша убраться из ваших покоев, – прощебетала мадам де Люинь, с любопытством вытягивая шею. Однако, к ее большому разочарованию, королева, откинувшись на подушках, лениво листала молитвенник. Судя по весьма потрепанному виду, книга была старой и дорогой ее величеству исключительно как память о каком-то мадридском родственнике. Но упоминание о смятении духовника все же заставило молодую королеву встрепенуться.

- Он выглядел взволнованным? – вырвалось у Анны прежде, чем она успела прикусить себе язык. Мари улыбнулась и присела на подушку у ног королевы.

- Ну, господин епископ, как правило, недурно держит себя в руках, – она наклонилась к Анне и понизила голос до доверительного шепота. – Рискну предположить, что его преосвященство влюблен в ваше величество!

- Как вы можете, Мари? Он же мой духовник! – выпалила Анна, густо краснея.

- Ну и что с того? Сан, насколько я знаю, не мешает ему оставаться дамским угодником! Признайтесь, Анна, ведь не о святом же писании вы с ним беседуете столько времени.

- О чем же еще нам беседовать? – Анна удивленно наморщила лоб. – Он же духовник!

- И его преосвященство никогда не переводит беседу на более… светские темы? – Мари смотрела на королеву так жадно, что та на мгновение почувствовала испуг. – Неужели он не говорит вам о чувствах, не пытается сесть поближе, прикоснуться к вашей руке?

- Замолчите! – Анна чувствовала, как кровь все сильнее пульсирует в висках по мере того, как госпожа де Люинь перечисляет возможные проявления привязанности со стороны мужчины.

- Ну отчего же? Представьте, что епископ у ваших ног покрывает поцелуями ваши пальчики, комкая подол юбок, в надежде на большее? – в Мари будто вселился бес, поставивший себе целью искусить несчастную королеву. Анна закусила губу и, зажмурившись, мотала головой, отказываясь слушать подругу. Между тем, расшалившаяся фрейлина поймала руку королевы и жадно прижалась к ней губами.

– Думаю, если бы епископ был немного моложе, перед ним было бы невозможно устоять!

- Иногда вы бываете невыносимой! – прошептала Анна, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. – А то, что вы только что говорили…

- Могло бы стать скандалом, если бы не было выдумкой от начала и до конца, – отмахнулась Мари, снова устраиваясь на подушке. – Но неужели вы всерьез думаете, что епископ останется равнодушен к вашей молодости и красоте? Королева-мать стара, он, конечно, тоже уже не молод, но и его наверняка притягивают ваши прелести.

- Мы не должны говорить на подобные темы! – оборвала Анна подругу. Королеве уже удалось взять себя в руки, и теперь она стремилась найти занятие, которое отвлекло бы ее от мыслей о епископе Люсонском.

- Быть может, помузицируем? – предложила королева, потянувшись к колокольчику.

- Прекрасная идея, ваше величество! – Мария направилась к клавесину. – Кстати, говорят, епископ дивно играет на лютне!

Анна только глубоко вздохнула и принялась вспоминать про себя “Sub tuum præsidium”, в надежде отвлечься от нечестивых мыслей, роящихся в голове. Как назло, фрейлины наигрывали то фривольные итальянские песенки о распутных священниках, которые звонко распевала Мари, обмахиваясь пунцовым веером, то чувственные пасторали о сладости поцелуев в тенистых гротах.

Когда королева, наконец, осталась предоставлена самой себе, образ епископа Люсонского снова завладел ее воображением. Анна прижала к лицу чехол епископского молитвенника, все еще хранящего едва уловимый яблочный аромат. Сжав мешочек в руке, Анна ощутила, что в нем есть что-то еще. Пошарив в чехле, она вынула небольшую коробочку, открыв которую, ощутила все тот же яблочный аромат. Королева вспомнила, что яблочную помаду готовили специально для епископа.

Прикрыв глаза, Анна подцепила немного мази на палец и коснулась своих губ, принюхиваясь к окутавшему ее запаху. Ей вдруг подумалось, что если не открывать глаза, то вполне можно представить, что епископ находится совсем рядом. Глубоко вздохнув, королева почувствовала, как по телу разливается вязкая истома. Она заворочалась на постели, пока ей под руку не попалось сбившееся одеяло. Крепко обняв его, Анна уткнулась носом в перепачканный помадой край, еще немного поерзала, пока не уснула, сжимая одеяло руками и ногами, точно боялась, что его попытаются отнять.

Проснулась Анна непривычно рано, с осознанием, что подушка и одеяло перепачканы мазью и источают яблочный аромат, а у нее под щекой покоятся баночка с помадой и бархатный чехол с монограммой епископа Люсонского. Вскочив с постели, Анна заметалась по комнате, прижимая к груди трофеи и пытаясь придумать, куда бы их спрятать так, чтобы их не обнаружила прислуга. Наконец она вытащила из шкафа огромный фолиант с размышлениями Блаженного Августина о двух градах, между страниц которого спрятала бархатный мешочек. Коробочка же с помадой отправилась на самое дно шкатулки с различными притираниями. Вернувшись к постели, Анна снова ощутила предательский аромат яблок. Оглянувшись по сторонам, королева схватила флакон с драгоценными духами, преподнесенными ей турецким послом. Выдернув пробку, она щедро плеснула духами на постель. По спальне разлился тяжелый сладкий аромат сандала и мускуса с густой розовой нотой. Анна почувствовала, как от запаха начинает кружиться голова, зато он начисто перебил все прочие запахи, имевшиеся в комнате. Облегченно вздохнув, королева упала в постель и крепко уснула. Спала она так крепко, что порядком перепугала своих дам, пришедших будить ее к мессе – восточный аромат висел в комнате тяжелым духом, вызывая опасения, не навредил ли он здоровью ее величества, которая отличалась большой чувствительностью к различным запахам.

На мессе невыспавшаяся Анна была бледна и то и дело подавляла зевоту. По счастью, Мария Медичи была занята своими мыслями, Людовик, как обычно, нетерпеливо ерзал на своем месте, спеша на охоту, а прочие придворные, столь же сонные, как и королева, беспокоились только об одном – как бы не оскорбить слух их величеств чрезмерно громким храпом. Наконец, прозвучало последнее “Amen”, после которого двор вереницей потянулся к чаше со святой водой.

Перекрестившись, Анна двинулась наружу, бросив быстрый взгляд по сторонам. Ее венценосный супруг уже вскочил в седло и, не заботясь о соблюдении каких-либо дворцовых правил, пришпорил коня, уносясь в сторону Сены. Мария Медичи, коснувшись лба невестки кислым поцелуем, посетовала на осеннюю сырость и отплыла к своим носилкам в сопровождении свиты, чинная и величественная, точно это она была царствующей королевой. Анна Австрийская вздохнула и направилась ко дворцу, все еще вглядываясь в снующих вокруг придворных. Увы, епископа Люсонского не было видно ни среди духовенства, ни в окружении королевы-матери. Вздохнув, Анна оперлась на руку подпорхнувшей к ней Мари.

- Ваше величество, а вы знаете, что король собирается порадовать нас балетом? – защебетала она, плотнее запахивая накидку. – Шарль сказал, что государь будет лично придумывать костюмы и заниматься постановкой!

- Ну разумеется! Это же такое подходящее королю развлечение! – фыркнула Анна, невольно ускоряя шаг. – Иногда мне кажется, что я вышла замуж не за короля, а за какого-то ремесленника. У него даже руки шершавые и в мозолях, - пожаловалась она, обиженно шмыгнув носом.

- Не то что у вашего духовника? – хихикнула мадам де Люинь, воровато оглянувшись. – Кстати, странно, что его не было на мессе. Обычно он если и не служит ее лично, то всегда сидит подле королевы-матери.

- Какое нам до этого дело? – отмахнулась королева, наморщив нос и поднеся руку к груди. Там, за корсажем, была спрятана баночка помады, которую Анна в последний момент взяла с собой. Зачем она это сделала, королева и сама не знала, оправдывая свой поступок страхом, что кто-то из фрейлин найдет и распознает, кому могла принадлежать эта мазь.

- Разумеется, никакого. Но разве это не любопытно? – Мари прижалась к подруге. – Ваше величество, прикажите послать за ним!

- К чему? – королевой вдруг овладело странное раздражение. Ей крайне не нравился интерес, который герцогиня столь настойчиво проявляла к ее духовнику. – Я не желаю ни исповедоваться, ни вести беседы о душе.

Мари разочарованно вздохнула.

- Просто я подумала, что если он в вас влюблен, мы могли бы славно развлечься, – проговорила она, нарочито смиренным тоном. – Представьте, на какие безумства можно толкнуть влюбленного мужчину!

- И слушать не хочу! – вспылила Анна, вырывая у подруги руку. – Как вы можете предлагать мне подобное? Насмешки над священнослужителем - великий грех!
- Возможно, в Испании, но уж точно не во Франции! – парировала Мари, ловя Анну за руку. – Ну неужели вам не любопытно узнать, влюблен ли в вас епископ?

- Мне любопытно узнать, Мари, отчего в меня недостаточно влюблен супруг, – вздохнула Анна, надеясь скучным разговором о короле унять подругу.

Госпожа де Люинь все не успокаивалась, то и дело упоминая имя милостынераздавателя королевы-матери. Королева нервно озиралась, боясь, как бы подругу не услышал кто-то из придворных. Но вместе с тем что-то внутри нее сладко замирало при мысли, что в словах Мари есть зерно истины. В конце концов, епископ позволил ей выплакаться у себя на груди, не отнимал руку и даже отдал собственный молитвенник! Ни один духовник Мадрида не допустил бы подобной вольности!

Дворцовая жизнь текла своим чередом. Анна, зевая, слушала воспоминания старых дев о прекрасных днях правления Генриха III с пышными придворными ритуалами, прекрасными дамами и жеманными кавалерами, превосходящими в щегольстве слабый пол с целью привлечь внимание короля или тогда еще молодой и ослепительной королевы Марго. С томными вздохами стареющие кокетки рассказывали краснеющим девицам о веселых дня правления Генриха IV, когда Лувр пах чесноком, потом и прелюбодеяниями, а придворные, подражая монарху, пускались на тысячи безумств, чтобы соблазнить дам, или же откалывали на редкость грубые и оттого будоражащие кровь шутки.

- Помню, как придворные передавали друг другу одну прелюбопытнейшую книжицу, – тягуче говорила одна из дам, так замечтавшись, что несколько отклонилась от изначально задуманного узора вышивки. – Героями этого замечательного тома были многие дамы и кавалеры. Кто в придворных или бальных платьях, а кто и в первозданной наготе. Автор так причудливо изобразил персонажей, так восхитительно изукрасил страницы, что при дворе решительно никто не смог устоять перед этим образчиком художественного гения!

- Полагаю, зрелище было захватывающим! – восхитилась Мари, томно вздыхая. - Так и вижу перед глазами всю эту роскошь!

- Боюсь, милочка, - дама жалостливо улыбнулась, оглядывая краснеющих дам и девиц, - вы слишком молоды и неопытны, чтобы представить себе все изыски этой книги!

С этими словами фрейлина охнула и принялась спешно спарывать с шелка очертания некоего предмета, при взгляде на который многие дамы принимались хихикать.

- Как вы думаете, Мари, та книга, о которой сегодня рассказывали, существует? – спросила Анна, едва они с подругой остались наедине.

- Она распалила воображение вашего величества? – хихикнула госпожа де Люинь и, воровато оглянувшись на двери, шепнула: - Полагаю, мне удалось бы раздобыть ее для вас! Я слышала, там можно почерпнуть множество любопытных познаний!

- Боюсь, король ее не одобрит… - королева смутилась, опустив взгляд. – По всей видимости, она весьма развратного содержания!

- А мы не покажем ее королю! Будем разглядывать сами!

Не прошло и трех дней, как герцогиня появилась в покоях королевы и с самым таинственным видом увлекла ту в альков.

- Мне удалось выкупить ее! – выпалила Мари, едва женщины остались наедине.

Анна, слегка покраснев, схватила принесенную книгу, раскрыв ее наугад. Какое-то время подруги разглядывали рисунки, кусая губы и сосредоточенно сопя. То и дело кто-то из них принимался вертеть в руках изображение, пытаясь сообразить, как именно удалось переплестись очередной паре.

- Это просто чудовищно! – прошептала Анна, внезапно севшим голосом, оттягивая рукой внезапно ставший слишком тугим корсет. – Неужели люди делают такое друг с другом?
То тут, то там Анне мерещилось, что дам на рисунках ласкает епископ Люсонский. А на паре изображений, королева готова была поклясться, был изображен ее профиль.

- А по-моему, весьма волнующее зрелище! – Мари облизнула губы, разглядывая двух прильнувших друг к другу дам, умостившихся на хрупком на вид стульчике.

- Перестаньте, Мари! Как я смогу рассказать об этом на исповеди?

Внезапно разрыдавшись, Анна бросилась в спальню, потребовав, чтобы ее оставили одну. С треском стаскивая с себя одежду, королева захлебывалась всхлипами, невнятно причитая по-испански. Оставшись в одной нижней рубашке, она бросилась на постель и зарылась лицом в подушку. Выплакавшись, Анна обхватила подушки руками, судорожно вздыхая. Перед глазами плясали отвратительно яркие, манящие, восхитительные в своей порочности картинки, и здесь, в темноте, ей в каждой из этих иллюзий мерещился епископ.

В какой-то момент королеве показалось, что ее кожи касаются чужие руки. В воздухе чувствовался по-летнему густой яблочный дух, такой настоящий, что от него захватывало дыхание. Прикусив губу, чтобы не застонать, Анна заворочалась на постели, надеясь, что молитва успокоит и отгонит распутные мысли. Однако перед распятием лежал тот самый молитвенник, который до этого принадлежал епископу и пропах яблоками так, что мог бы соревноваться с яблочным садом. Королева распахнула настежь окно, жадно вдохнув ворвавшийся в комнату сырой холодный воздух, но добилась только того, что продрогла до костей. Тело же, распаленное намеками подруги и собственными фантазиями, требовало немедленного удовлетворения. Анна почти собралась отправиться к мужу, но в последний момент струсила. Она снова забралась под одеяло, ворочаясь и ерзая на постели. Осторожно коснулась рукой груди и жалобно захныкала, не понимая, что именно ей следует делать.

На следующее утро встать с постели королева не смогла. Под глазами у нее залегли круги, тело пылало, щеки были пунцовыми, а глаза блестели лихорадочным блеском. Фрейлины стаей всполошенных птиц суетились вокруг постели венценосной больной с причитаниями, притираниями и нюхательными солями. Мадам де Люинь, пославшая за врачом, заглядывала в глаза королевы, допытываясь, не хочет ли она чего-нибудь.

- Мадам де Люинь, пошлите за господином епископом. Я желаю исповедаться! – коннетабльша удивленно уставилась на Анну, но спорить не стала. Тут же дамы захлопотали, причесывая свою повелительницу, поднося пеньюар и коробочки с пудрой и румянами. К прибытию духовника королева выглядела почти здоровой, хотя и несколько возбужденной. Люсон опустился в поставленное у постели кресло, придворные покинули спальню, и госпожа де Люинь плотно закрыла за собой дверь.

- Что беспокоит вас сегодня, дочь моя? – епископ чуть наклонился к постели, готовясь выслушать очередную порцию лепета о греховных дворцовых сплетнях, искушающих чревоугодием сладостях и тому подобной ерунде. Однако королева молчала, пряча глаза. – Ваше величество, вы пожелали меня видеть, чтобы…

- Вы когда-нибудь любили, господин епископ?

Захваченный врасплох, епископ умолк, лихорадочно размышляя, кого может иметь в виду его подопечная.

- Видите ли, дочь моя, как лицо духовное, я возлюбил мать нашу святую церковь, – начал он, тщательно подбирая слова. – Как ваш слуга, я душой и телом предан французской короне.

Епископ умолк, озадаченно глядя на расцветшую улыбкой королеву.

- Да-да, я понимаю вас, епископ, – взгляд Анны стал мечтательным. – Возьмите меня за руку, это придаст мне смелости.

Духовник выполнил ее просьбу, стараясь не выказывать своего удивления. Приподнявшись на локте, королева бросила быстрый взгляд на двери и заговорила:

- Я заметила ваши чувства ко мне и то, с каким вниманием и нежностью вы относились ко всем моим словам и поступкам. Я много думала об этом в последнее время и поняла, что я тоже… - тут Анна запнулась и, боясь, что струсит, выпалила, садясь на постели и подаваясь навстречу епископу. – Я тоже люблю вас!

С этими словами королева бросилась на шею застывшему духовнику и прижалась к его губам горячим неумелым поцелуем. Епископ замер, осознавая сказанное духовной дочерью, а затем попытался отстраниться.

- Ваше величество, вы же королева! Разве пристало вам столь несдержанное поведение?! – обхватив Анну Австрийскую за плечи, он усадил ее на постель и сурово нахмурился. – Я мог бы ожидать подобной выходки от мадам де Люинь. Она, несмотря на юные года, уже успела снискать себе сомнительную репутацию взбалмошной и несдержанной женщины. Но вы, дочь и супруга королей, воспитанная при испанском дворе! И вдруг вы не просто допускаете греховную мысль об измене супругу, но и усугубляете грех, направляя свои помыслы к лицу духовному!

Анна, глаза которой от этой отповеди заволокло слезами, судорожно всхлипнула:

- А королеве-матери, значит, можно? – спросила она, цепляясь за руки епископа. – Для нее это не грех?

Люсон тяжело вздохнул.

- Ваше величество, грехи королевы-матери лежат на ее плечах и на моих, нам за них и отвечать. Однако же грех ее менее тяжел – ее величество вдова и брачных клятв не нарушает, - объяснил он, пытаясь отвести руки Анны в сторону, но та не сдавалась, цепляясь за сутану в попытках прижаться к собеседнику. – У вас же есть супруг, который всегда будет вам поддержкой и опорой…

Рыдания королевы не позволили епископу закончить мысль:

- Он меня не любит! – воспользовавшись тем, что ее духовник, отвлекся и ослабил хватку, Анна повисла у него на шее и залилась слезами. – И никто меня не любит! Только наследника требуют, а король даже не заходит в спальню!

Анна рыдала, все теснее прижимаясь к собеседнику так, что почти оказалась у него на коленях.

- Ваше величество, возьмите себя в руки! – взмолился епископ, откидываясь в кресле под весом распалившейся женщины. – Вы же королева, вам надлежит быть примером для всего государства!

- Но я же люблю вас! – всхлипнула Анна, крепче обнимая епископа за шею.

- Неправда, вы во власти искушений, которые вам, как христианнейшей монархине, следует преодолевать. Ну же, успокойтесь, иначе утром ваша красота будет омрачена покрасневшими глазами… - Люсон вынул из рукава платок и принялся утирать королеве заплаканное лицо. Та не сопротивлялась, только жалобно смотрела на него, шмыгая носом. – Ну вот, а теперь укладывайтесь в постель и постарайтесь успокоиться.

Голос епископа звучал ласково, увещевающе, точно Анна снова стала маленькой девочкой. Ее уложили в кровать, поправили подушку и заботливо подоткнули одеяло.

- Теперь засыпайте, а я позову ваших дам…

Епископ попытался было встать, но был схвачен за руку.

- Посидите со мной хотя бы! – почти шептала Анна, часто моргая.

- Нет, ваше величество. Я не желаю быть вашим искушением. Утром я попрошу короля назначить вам другого духовника, сославшись на занятость в министерстве и королевском совете. А вы молитесь Деве Марии и просите ее о заступничестве, – уже отходя к двери, Люсон улыбнулся. – Я тоже буду молиться за вас!

С этими словами он отвесил Анне глубокий поклон, и королева осталась одна. Впрочем, ненадолго. Стоило епископу покинуть покои королевы, как в спальню вбежала Мари.

- Ваше величество, как вы себя чувствуете? – спросила она, касаясь лба Анны. – Доктор ждал в приемной, пока уйдет епископ. Позвать его?

- Нет! – вскрикнула королева и зарыдала. – Мне не нужен никакой доктор! Мне нужен епископ!

- Вернуть его? – спросила конетабльша, удивленно глядя на мотающую головой королеву.

- Он меня не любит! Я ему призналась, а он… меня… - и королева зашлась в новом приступе рыданий.

- Вы признались епископу? – удивилась Мари, обнимая подругу. Королева кивнула, рыдая на плече статс-дамы. – И он посмел вам отказать?

Ответом был усилившийся поток слез. Говорить королева была уже не в состоянии, только судорожно всхлипывала, стискивая кружева на платье подруги.

- Ну-ну-ну, не нужно так плакать! – Мари ласково укачивала подругу, поглаживая по спине. Ее глаза опасно заблестели, а губы сложились в хищную улыбку. – Господин епископ еще не раз проклянет тот день, когда отказался от вас.

Анна подняла заплаканное лицо:

- Вы мне обещаете?

Мари кивнула:

- Мы ему отомстим, ваше величество, я вам это обещаю!

Скачать все	Читать на WTF	Читать в дневнике

© WTF Richelieu 2014

@темы: текст, выкладки, wtf 2014

---

Текстовая выкладка WTF Richelieu 2014 G-PG-13 Часть 4

WTF Ришелье 2014. Текстовая выкладка G-PG-13
Часть 4

Часть 1 ● Часть 2 ● Часть 3 ● Часть 4 ● Часть 5

Ветер на Дюнкерк

Название: Ветер на Дюнкерк
Автор: *Wyrd*
Бета: Синяя_звезда, Рикардо Фонтана
Размер: миди, 7233 слов
Пейринги/Персонажи: кардинал Ришелье, Людовик Тринадцатый/Анна Австрийская, кардинал-инфант Фердинанд Австрийский, отец Жозеф, Джулио Мазарини, прочие исторические и не очень личности
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: АУ. Наследник французского престола родился в 1620-х годах, нападение голландцев на Дюнкерк в 1637-м году увенчалось успехом, и течение войны пошло по несколько другому руслу.
Предупреждения:
1) АУ с претензией на АИ. Политика.
2) Некоторый ООС французской королевской четы в связи с более счастливой семейной жизнью.
Примечание: Исполнение заявки - политический джен, интриги на межгосударственном уровне, война, власть, Анна, оценившая Ришелье по достоинству.
Для голосования: #. WTF Richelieu 2014 - работа "Ветер на Дюнкерк"

Dios nos dé cien años de guerra y ni un solo día de batalla.
Дай нам Бог сто лет войны и ни одного дня битвы.
(Ландскнехтская поговорка)

Первого сына Анны Австрийской назвали Шарлем.

Несчастливое имя подсказал льстец Ришелье, в приступе велеречивости ляпнувший, что из новорожденного принца наверняка вырастет новый Карл Великий. Луису, разумеется, мысль понравилась, и он тут же заявил, что так сына и назовет — Шарлем. Робкие возражения самого же Ришелье, вспомнившего, как нехорошо закончил последний из носивших это имя французских королей, никакого впечатления на него не произвели.

- То был Шарль Валуа, - отмахнулся он. - А это Шарль Бурбон!

Анна тогда ничего не сказала, но про себя решила, что сына в любом случае будет называть Карлосом. Тем более, что он и впрямь уродился похожим на ее младшего брата, инфанта дона Карлоса — такой же светленький и голубоглазый.

Второй ее сын, темноволосый Анри, пошел в Луиса. Луис усмехался: его забавляло, что похожий на мать-испанку Карлос с виду больше француз, чем похожий на отца-француза Анри. А Анна — Анна просто радовалась тому, что ее долг перед супругом выполнен и она наконец стала во Франции своей.

Она удивилась, когда грянула война с Испанией. Политикой она тогда давно уже не интересовалась: политика, как быстро поняла Анна, это нечто посложнее пары долгих взглядов на заезжего английского красавца, что бы там ни щебетала милая Мари. Политика — это грязно, страшно, а главное — невыносимо скучно. Веселиться на балах и заниматься с детьми было куда приятней.

И вдруг — война.

Война ее второй родины — с первой.

Анна испугалась, почти до слез, и тут же почувствовала себя предательницей, сама, впрочем, не понимая толком, по отношению к кому — к Испании или к Франции.

- Мне очень жаль, мадам, - серьезно сказал ей Луис. - Этого требует честь Франции.

- Разумеется, сир, - присела в реверансе она, а потом, когда он уехал в Лувр, уединилась в сен-жерменской часовне и долго рыдала перед образом Святой Девы. Ей было очень страшно, и невыносимо стыдно за этот страх.

- Я напишу брату, - сказала она вечером донье Эстеванье. - Я не понимаю, зачем нам эта война. Пусть Фелипе остановит ее!

«Этого требует честь Испании, сестрица, - ответил ей испанский король два месяца спустя, в числе многословных заверений в братской любви. - Честь Испании и честь Габсбургов».

И Анна вновь плакала в часовне, а потом сидела и смотрела, как Шарль — все-таки Шарль, а не Карлос — играет с маленьким Анри в догонялки, и вспоминала.

Вспоминала детство. Кедры Эскориаля, карусель на площади в Мадриде, особый, ни с чем не сравнимый, свет испанского неба. Вспоминала сестер: улыбчивую Марию-Ану и болезненную малышку Маргериту. Вспоминала братьев: хмурого Фелипе, вальяжного Карлоса, шебутного Фернандо. Вспоминала отца, с годами все больше похожего на портрет деда, грустную мать, горделивого герцога де Лерма.

Вспоминала холодные, волчьи глаза нового камер-юнкера Фелипе, графа Оливареса.

Оливарес сменил теперь Лерму на посту валидо и служил Фелипе так, как Лерма служил отцу — или, быть может, это брат шел курсом Оливареса так же, как Луис шел курсом своего одержимого кардинала?

«Не важно, - думала Анна, приглаживая темные вихры подбежавшего к ней Анри. - Не важно, кто чьим курсом идет. Важно, что они делают».

Анна любила брата, но Франция принадлежала не Фелипе, а Шарлю Бурбону, белокурому мальчику, который махал рукой от розового куста и, азартно приплясывая, кричал:

- Я первый добегу до фонтана!

Анри сорвался с места, и мальчики устремились к воде под озабоченное оханье гувернеров. Анна покачала головой.

- Честь Габсбургов, - с горечью сказала она донье Эстеванье. - А разве Шарль — не Габсбург? Разве его честь не важна для Фелипе? Мы все Габсбурги. У нас у всех свои земли. У Фелипе Испания, у нас с Шарлем Франция, у Фернандо его Фландрия, у Карлоса… - она запнулось. Землей Карлоса можно было считать разве что гробницу в Эскориале — несчастный умер от лихорадки за три года до начала войны. Анна вздохнула. - Мы все Габсбурги, - повторила она, - так за чью же честь нам воевать? Честь Франции и Испании? Какая чушь! Честь Ришелье и Оливареса.

- Не надо так громко говорить об этом, ваше величество, - посетовала донья Эстеванья, тревожно косясь на мадам де Ланнуа.

И Анна замолчала.

Она молчала, когда ее рассудительный, печальный супруг говорил об испанской агрессии и недопустимости полумер; когда кардинал-инфант дон Фернандо — младшенький, любимец, крестник — подходил к ее столице во главе войска.

Она молчала, но слушала, как проклинают на улицах развязавшего войну безумного кардинала, и, затаив дыхание, следила, как успокаивают толпу: сначала Луис, а потом и сам виновник переполоха, седой и как будто в одночасье состарившийся хитрец Ришелье. Она видела, как превращается в армию толпа, ведомая общей ненавистью к испанцам.

Впрочем, нет, не ненавистью — это она поняла быстро. Страхом. Парижане защищали своих детей, а что может быть естественней, чем защищать своих детей? Только любить их.

В ночь после того, как Фернандо отступил из-под Парижа, Анне приснился белокурый мальчик. Он сидел, забравшись с ногами на стул, и чертил что-то кроваво-красными чернилами в разложенной по столу карте, непрестанно сажая кляксы. Анна подошла поближе, чтобы поправить его, а он поднял голову и улыбнулся ей, и глаза у него были ясные и родные.

Анна проснулась в холодном поту и долго лежала в темноте, пытаясь понять, кем же был мальчик: ее Шарлем, или Фернандо — таким, каким она запомнила его, покидая Испанию?

Потом она встала, приказала принести бумаги и письменный прибор, и села писать письмо — теперь уже не в Мадрид, а в Компьен, в ставку кардинала-инфанта. Под утро она сожгла его, сочтя наивным и бесполезным.

Не раз еще писалось и сжигалось это письмо в последующие месяцы. А два года спустя, когда пришли вести о падении Дюнкерка, Анна все же отправила его. Не в Компьен — в Брюссель.

***


Крылья ветряной мельницы были опалены и порваны, но холодный северо-западный ветер трепал лохмотья, и громоздкая крестовина ротора поворачивалась — тяжко, редко, с жалобным скрипом.

У порушенной ограды возле мертвой мельницы стояли трое.

Первый — невысокий, светловолосый, в темно-красном плаще — провел затянутой в перчатку рукой по замшелой доске, бывшей некогда частью калитки.

- Когда здесь в последний раз были люди? - спросил он, ни к кому в отдельности не обращаясь.

Его спутники переглянулись. На лице смуглого кабальеро в кирасе отразилась тень недоумения.

- Трудно сказать, ваше высочество, - сказал он. - Должно быть, давно.

- До Дюнкерка, - сказал его высочество.

- Должно быть, до Дюнкерка, ваше высочество.

Светловолосый кивнул и замолчал. Второй его спутник — кряжистый беспалый карлик — ничего не сказал, но на его заросшем черной бородой лице проступило любопытство с изрядной примесью злорадства.

Высокие, благородные идальго называли себя спасителями и защитниками Фландрии, думал дон Севастьян де Морра. Их мало беспокоило, сколько горя они принесут своим подопечным. Понадобилось два отступления и потеря ключевого порта, чтобы хотя бы некоторые из них задумались: а правда ли на их стороне Бог? Большинство, правда, продолжало говорить об очистительной войне.

Военный секретарь дон Хуан Антонио Винкарт был из вторых.

Кардинал-инфант дон Фернандо — из первых.

А дон Севастьян… дон Севастьян был карликом. Шутом при особе испанского наместника во Фландрии. Но «карлик» — не значит «слепой и глухой», а «шут» — не значит «дурак».

- Мятежники осадили Рурмонд, - сказал кардинал-инфант, по-прежнему куда-то в пространство. Казалось, он говорит не со своими спутниками, а с ветром — с тем самым ветром, который пригнал к Дюнкерку голландские корабли. - Принц Оранский угрожает Шенку. Шомберг и ла Мельере взяли в кольцо Аррас. Что будем делать, дон Хуан?

- Граф-герцог Оливарес требует решительного наступления, - дежурно сообщил дон Хуан.

Он был из тех идальго, что чураются грязных придворных интриг, предпочитая им простые и понятные вещи. Вроде приказов.

Тоскливый взгляд инфанта на несколько мгновений задержался на доне Хуане и вновь обратился к изуродованной мельнице.

- Какими силами? - осведомился он.

- У генерала Бенавенте пять тысяч инфантерии и две кавалерии, - с энтузиазмом принялся перечислять дон Хуан. - У де ла Куэва - полторы кавалерии и шесть инфантерии. Старые терции, закаленные в боях…

- …Потрепанные под Дюнкерком, - хмуро бросил инфант. - Не видавшие платы больше года. Сколько людей у принца Оранского, дон Хуан?

- По разным сведениям от двадцати пяти до двадцати восьми тысяч, ваше высочество, но…

- А у французов?

- От тридцати до тридцати двух, ваше высочество.

- А теперь еще раз: какими силами граф-герцог предлагает мне перейти в решительное наступление?

- Мы не имели численного преимущества и тогда, когда ваше высочество брали Венло и Рурмонд, - заметил дон Хуан. - Но принц Оранский отступил.

- Потому что тогда у нас был Дюнкерк, - рассеяно сказал кардинал-инфант. - Церковь в дюнах, дон Хуан. Церковь в чертовых дюнах.

Он снова замолчал. Жалобно скрипнул ротор.

- Нужно вернуть Дюнкерк, - предложил дон Хуан.

Дон Фернандо хмыкнул.

- Нужно не потерять Аррас.

- И это тоже, - согласился дон Хуан, но инфант вскинулся:

- Аррас на юге, Дюнкерк на севере! Вы предлагаете разделить наши силы? То-то посмеется штатгальтер, когда Дюнкерк осадит семитысячная армия! - он хлопнул рукой по изгороди и выдохнул, успокаиваясь. - У нас не хватит сейчас сил справиться с голландцами; значит, будем справляться с французами.

- Французов больше, - с сомнением заметил дон Хуан.

Инфант пожал плечами.

- У них и ставки выше. Принц Оранский может сидеть под Рурмондом хоть до зимы; Ришелье же не успокоится, пока не вернет Аррас, для него это дело чести. Отдавать Аррас невозможно. Подготовьте распоряжения.

Дон Хуан чуть слышно вздохнул.

- Позволите идти, ваше высочество?

- Идите.

Еще несколько минут после того, как дон Хуан отвязал коня и удалился в сторону лагеря, дон Фернандо и его шут молча рассматривали разрушенную мельницу. В конце концов инфант покосился на дона Севастьяна.

- Что скажешь, Морра?

- Года два, - сказал дон Севастьян.

Дон Фернандо вздрогнул.

- Что - года два?

- Года два назад здесь жили люди, - пояснил дон Севастьян. - Ваше светлейшее высочество хотели знать.

- С чего ты взял?

- Ваше светлейшее высочество изволили задать вопрос…

- Да ну тебя! - отмахнулся инфант. Он помолчал немного и сказал: - Я не могу отдать Аррас. Даже Анне. Не могу.

- Граф-герцог Оливарес, без сомнения, согласен с вашим светлейшим высочеством.

- Прекрати, - устало сказал инфант. - Ты не согласен, что Аррас необходимо удержать?

Дон Севастьян фыркнул.

- Что вы, ваше светлейшее высочество! Разве осмелюсь я о военной стратегии рассуждать? Я человек маленький, во всех смыслах слова…

- Морра!

- Я ничего не знаю об Аррасе, светлейшее высочество, - очень серьезно сказал дон Севастьян. - Я только знаю, что когда мы шли в Вильвоорде два года назад, эта мельница молола муку, а теперь здесь пусто. И еще я знаю, ваше светлейшее высочество, что ваша сестра королева Анна просила у вас мира.

- У меня нет права заключать мир, - глухо сказал инфант.

- В самом деле? - сказал дон Севастьян.

***


Отстраненность супруга Анна сначала списала на занятость.

Война шла плохо не только для ее братьев — французы теряли города и людей. Города сдавались испанцам, люди — голоду, болезням и дезертирству. Ришелье ходил серый, Луис сердился и все чаще заговаривал о том, чтобы ехать к границе лично. У Анны от таких разговоров неприятно замирало сердце. Луис никогда не отличался могучим здоровьем; военные лагеря ему на пользу пойти не могли. Она пыталась поговорить с ним, но он только отмахивался. Он вообще как будто не хотел говорить с ней — ни о войне, ни о чем другом.

Анна отступилась.

А потом, в октябре, Луис пришел к ней сам. Счастливый, как мальчишка, размахивая каким-то письмом.

- Это было ужасно глупо, мадам! - радостно возвестил он с порога.

- О чем вы говорите, сир? - с любопытством спросила Анна.

Король вспомнил о свите, махнул на фрейлин рукой:

- Дамы, оставьте нас! - и, едва щебечущий цветник скрылся за дверью, бросил письмо супруге на колени. - Я говорю о Валь-де-Грас, мадам.

Анна развернула бумагу и ахнула, узнав неровный почерк младшего брата.

- Откуда, сир?

- Ваш светлейший брат прислал ответ, - пояснил Луис. - Пишет, что мир заключить не может, ибо не имеет права.

- Вы читали мою переписку?! - вспыхнула Анна. - Луис, это низко!

- Низко! Боже мой, Анна, вы только представьте себя на моем месте! Приходит ко мне господин кардинал и сообщает, что моя обожаемая супруга тайком ото всех отправила письмо во Фландрию. Анна, дорогая, да я едва с ума не сошел! У нас война на руках, а вы рыдаете в часовне и шлете тайные письма неприятелю. Что я должен был подумать? Какого черта вы не послали письмо официально?

Анна выпрямилась.

- Если вы читали мое письмо, то могли бы и сами догадаться.

- Я не читал вашего письма. Вы были очень осторожны, перехватить его не удалось даже кардиналу, поэтому мы вынуждены были ждать ответа. Ваш брат, по-видимому, очень долго думал над ним. Вы предлагали ему мир?

- Я просила у него мира!

- Боже! Вы не представляете, как я страдал эти дни, гадая, не изменница ли вы…

- Луис!

- Простите, дорогая. Но, согласитесь, вы сами виноваты. Зачем было устраивать шпионские страсти?

- По-вашему, такому письму место в официальной переписке? Или вы полагаете, что о каждом полученном им письме не докладывают в Мадрид?

Король сел.

- Скажите честно, мадам, вы уже обсуждали это с кардиналом?

- Вот еще!

- Знаете, защищая вас, он приводил тот же довод.

- Потому что это очевидный довод!

- Но меня-то вы могли бы предупредить!

Анна вздохнула.

- Я не хотела разочаровывать вас, - она повертела письмо в руках. - Вы же видите, он все равно отказался. К чему питать лишние надежды? Я же не знала, что ваш кардинал шпионит за мной!

- Анна, вы несправедливы. Он не шпионит за вами, он печется о безопасности королевства. Согласитесь, вы вели себя подозрительно.

Анна фыркнула, но привычно промолчала. В том, что восстанавливать Луиса против его ненаглядного министра — дело безнадежное, она убедилась еще тогда, когда королева-мать, поставив сыну ультиматум «или я, или кардинал», оказалась вынуждена отправиться в добровольное изгнание. Повторять чужие ошибки Анна смысла не видела.

- А знаете, мадам, - сказал вдруг Луис, - я хочу, чтобы вы побеседовали с кардиналом.

Анна моргнула.

- С кардиналом, сир? О чем?

- О вашем брате.

Анна закусила губу.

***


- Что дало вам повод думать, что ваш брат пойдет на сепаратный мир, ваше величество? - мягко спросил кардинал Ришелье.

Из всех вопросов, которые он задавал, этот был самым неприятным, и Анна с трудом сдерживалась, чтобы не швырнуть в него чем-нибудь потяжелей. Нехорошо, раба Божья Анна, нехорошо — князь Церкви, седой старец… старый прохвост.

- Мой брат в своем письме прекрасно разбивает все мои аргументы, - сухо сказала она. - Ведь вы читали его?

- Читал, - неожиданно легко подтвердил Ришелье. - Но я не знаю вашего брата так, как его знаете вы, ваше величество.

- Как его знаю я? - Анна горько усмехнулась. - Когда я видела его в последний раз, ему было шесть лет, господин кардинал. А мне — четырнадцать.

Ришелье немедленно нацепил маску сочувствия.

- Да, правда… - и добавил задумчиво: - Его могли… воспитать.

- Что вы хотите этим сказать? - возмутилась Анна.

- Я хочу сказать, ваше величество, - с готовностью пояснил старый лис, - что ваш брат до сих пор окружен воспитателями. Я полагаю, ему нелегко будет пойти против их воли.

- Что за чушь, какие воспитатели? Он наместник короля во Фландрии!

- Именно, ваше величество. Он наместник короля во Фландрии. Вспомните, почему вы не решились писать ему в открытую.

- Потому что Оливарес бы… но послушайте, это же совершенно другое!

- Вы полагаете, ваше величество?

Несколько минут они молчали.

- Дон Фернандо — не король Испании, - мягко сказал Ришелье. - И даже не король Фландрии. Он привык слушаться старших.

- Короче говоря, заключать с ним мир вы не намерены, - холодно подытожила Анна. - Это ваше личное мнение, или король с вами согласен? Впрочем, что я спрашиваю…

Ришелье всплеснул руками.

- Ваше величество, уверяю вас! - на лице его появилась тонкая усмешка. - Я всего лишь хочу уберечь вас от разочарования — вы должны меня понять…

Анна вспыхнула.

- Знаете что, господин кардинал!…

- Молю вас, ваше величество, выслушайте меня до конца. Ваш брат не сможет просто так избавиться от своих опекунов, даже если захочет прислушаться к вам. Но вы верите, что он захочет?

- Да, - сказала Анна, потому что ей очень хотелось верить.

- Вы надеетесь больше на благоразумие кардинала-инфанта, чем на благоразумие короля Филиппа. Почему?

Анна сжала зубы. Проклятый кукловод не хотел мира с Фландрией. Хорошо. Она не одобряла, но могла понять. Что было непонятно — так это для чего мерзавцу понадобилось копаться в ее душе. Что, никак не успокоится после Валь-де-Грас? Все еще подозревает ее в измене?

- Потому что Фелипе далеко, - сказала она. - Откуда ему знать в его Мадриде, как захлебываются кровью Фландрия и Франция? Для него эта война — лишь скучные цифры. Но это наши земли. Мои и Фернандо. Наши земли и наши люди. Фернандо — знает. Вы же читали его письмо — он согласен со мной, просто… просто он очень любит Фелипе. Он не может решиться.

Ришелье кивнул.

- Тогда, вероятно, следует помочь ему.

От такой внезапной смены позиции Анна опешила.

- Каким образом? Я могу опять написать ему…

- Да, безусловно, напишите. Ваши письма бесценны, ваше величество, но, я полагаю, вашему брату понадобится также более ощутимая помощь.

- Какая?

- Ему нужен помощник. Ваш брат искушен в делах военных, но политик из него, к сожалению…

- Да уж, куда ему до вас с вашими интригами, - не удержалась Анна. - Только это смешно, господин кардинал. Француза сейчас не примут в Брюсселе, и, уж во всяком случае, не допустят до моего брата…

- Вероятно, вы правы, - с задумчивым видом покивал старый лис, но в глазах его плясали лукавые искорки. - А как вы полагаете, ваше величество, как в Брюсселе отнесутся к итальянцу?

***


Серьезного игрока дон Севастьян почуял сразу.

Замок Штен под Антверпеном — не лавка в Брюсселе, куда можно легко забрести якобы ненароком, но скромный каноник из сопровождения папского нунция по имени Джулио Мацарини каким-то образом исхитрился оказаться в мастерской дона Педро одновременно с кардиналом-инфантом совершенно случайно. Да-да, понимаете, заехал поискать презент для его святейшества, известного патрона искусств…

Умный ход, вынужден был признать дон Севастьян. Если где-то и можно было еще застать дона Фернандо в добром расположении духа, так это в мастерской Рубенса. Ну, в относительно добром. Еще совсем по-зимнему холодный ветер превратил в мучение верховую поездку из Антверпена, да и повод — болезнь Рубенса и задержка в исполнении заказа — улучшению настроения не способствовал. И тем не менее в окружении старых эскизов и еще пахнущих краской картин меланхолия дона Фернандо привычно уступила место истинно испанскому фатализму, а цветистое приветствие каноника, произнесенное к тому же на прекрасном кастильском, и вовсе пробудило некоторое подобие благодушия. Итальянцу не позволили скромно удалиться и втянули в разговор.

Отец Джулио, как оказалось, недавно приехал из Италии, где участвовал в мирных переговорах с французами по поводу Касале. Он прекрасно разбирался в вине и искусстве, и со всем причитающимся его сану пылом возмущался ужасам войны. Последнее обстоятельство дона Севастьяна одновременно обрадовало и встревожило — и, как оказалось, не зря.

- Я ехал через Францию, ваше светлейшее высочество, - промурлыкал отец Джулио, улучив минуту, когда старик-художник отвлекся на одного из своих подмастерьев, - и имел честь лицезреть вашу прекрасную сестру, королеву Анну. Она удостоила меня просьбы передать вам вот это письмо.

- Морра, - коротко сказал инфант.

Дон Севастьян ухватил запечатанный сургучом свиток и быстро спрятал его под своей накидкой. Итальянец начинал нравиться ему все больше.

- Как здоровье моей сестры? - осведомился дон Фернандо, отрешенно глядя на эскиз к «Падению Фаэтона».

- Ее величество здорова, ваше светлейшее высочество. Здорова, но несчастлива.

- Вот как?

- Ее печалит эта война, ваше высочество.

- Вот как.

Помолчали.

- Лошади хороши, - сказал вдруг инфант с мрачным весельем. - Очень хороши, особенно верхняя. Сеньор Рубенс! Вы написали эту картину?

Хозяин дома обернулся и прищурился, вглядываясь в старый холст. Мягко улыбнулся.

- Да, ваше высочество. Эту я писал еще в Италии…

Инфант повернулся к своему якобы случайному собеседнику:

- Вот, сеньор каноник. Сеньор Рубенс писал эту еще у вас на родине, до моего рождения, а как угадал с темой. Вам нравится?

- Видна рука великого мастера, ваше светлейшее высочество, - сказал Мацарини почти нараспев, отвешивая поклон художнику. - Но уж больно грустная история изображена на этом полотне.

Дон Севастьян восхитился точности, с которой итальянец уловил настроение инфанта. То ли повезло, то ли, что более вероятно, сказывался дипломатический опыт. И зачем же все-таки французская королева его прислала?

- Грустная история, - повторил инфант. - Отчего же, сеньор каноник, она не грустная. Она прекрасная. Прекрасная и жуткая в своей закономерности. Возгордившиеся да будут повергнуты… Сеньор Рубенс, продайте мне этот холст.

Старик растерянно улыбнулся.

- Но он не закончен, ваше высочество. Это только набросок, эскиз, я даже не стал полностью раскрашивать…

- И что с того? Здесь не Италия, здесь не положено ничего заканчивать. Здесь даже мятеж не заканчивается уже восьмое десятилетие. Сколько вы за него хотите?

Дон Севастьян встретился взглядом с отцом Джулио. Итальянец чуть заметно кивнул.

***


Свечи догорали. Отцу Жозефу очень хотелось встать, распахнуть окно и впустить аромат роз в душный, пропахший пылью и воском кабинет, но он не двигался с места. Лето выдалось холодным, и его высокопреосвященство мерз, да и самому отцу Жозефу предрассветная свежесть грозила лишней болью в старых костях.

- Эскиз к «Падению Фаэтона», - сказал кардинал Ришелье, в задумчивости сворачивая и разворачивая письмо. - Вам это о чем-нибудь говорит, отец мой?
Отец Жозеф пожал плечами.

- Либо его высочество более страстный поклонник таланта Рубенса, чем мы предполагали, либо у него было очень скверное настроение.

Его высокопреосвященство вздохнул.

- А что Месье? - спросил он.

Другому смена темы могла показаться внезапной, но отец Жозеф поймал ассоциацию патрона на лету. Месье — младший брат короля, герцог Орлеанский — по всем признакам, вновь заигрывал с происпански настроенной партией аристократов. Отец Жозеф знал, что ситуация кажется его патрону практически идентичной тому, что они сами пытались устроить в Брюсселе. И что именно поэтому брюссельский проект его высокопреосвященство не радует.

Патрон не любил таких политических зеркал. Отец Жозеф помнил, как остро он переживал смерть Валленштейна, усмотрев собственное отражение в чересчур успешном полководце, убитом по приказу собственного монарха. Помнил и его ужас после убийства Бэкингема.

Так и теперь: склоняя к, по сути, государственной измене испанского принца, его высокопреосвященство видел в ночных кошмарах измену принца французского.

- Пока ничего нового, монсеньор, - сказал отец Жозеф, помня, что отсутствие новостей есть добрая весть.

Его высокопреосвященство снова развернул письмо.

- Мне не нравится этот Росе, - сказал он.

- Он фламандец, - сказал отец Жозеф.

- Именно, - подтвердил его высокопреосвященство. - Он умный фламандец. На испанской службе.

Отец Жозеф поднял брови.

- Фландрия начинает уставать от испанской войны. Его, вероятно, можно переубедить, и наверняка можно перекупить.

- В том случае, если он служит за деньги, безусловно. Но… посмотрите на его послужной список, отец мой. Он везде. Так не служат за деньги.

- Тогда что ему нужно?

Его высокопреосвященство вновь свернул многострадальную бумагу.

- Я боюсь, что ему нужна Фландрия, Иезикили. Спокойная Фландрия под испанским протекторатом.

- Кажется, спокойствия под испанским протекторатом Фландрия еще не видела, - хмыкнул отец Жозеф. - Почему бы не попробовать французский?

- Потому что у нас общая граница, друг мой. Французский протекторат очень быстро превратится во французскую провинцию, и Росе это прекрасно понимает, - его высокопреосвященство отложил письмо. - Нет, Иезикили, Росе не поведет Фландрию под руку его величества. Росе станет добиваться отзыва кардинала-инфанта в Мадрид.

- В Мадриде слишком боятся инфантов, - неуверенно заметил отец Жозеф.

Его высокопреосвященство досадливо отмахнулся.

- Есть еще Сицилия, Африка, Новый Свет, в конце концов! Не сомневаюсь, сеньор Оливарес придумает способ себя обезопасить. Судьба кардинала-инфанта — не наша забота, Иезикили, как бы ни хотелось того ее величеству. Но наша забота — Фландрия. Никто, кроме принца крови, просто не сможет заключить мир, - его высокопреосвященство сцепил руки, помолчал. - Сказать по чести, я не уверен, что этот мир вообще возможен.

- Мир между добрыми католиками возможен всегда, - убежденно сказал отец Жозеф.

Кардинал бледно улыбнулся.

- Amen. Ее величество королева уже однажды удивила всех нас, да и на отца Джулио, сказать по чести, я возлагаю большие надежды, - он отвел взгляд. - И все же, Росе… Росе опасен.

Свечи гасли, одна за одной.

- Сейчас нет людей, - сказал отец Жозеф очень тихо. - Нужно хотя бы полгода.

Несколько мгновений патрон сидел неподвижно, словно осознавая смысл сказанного, потом вскинулся, как вспугнутый кот.

- Нет!

- Почему? - мягко спросил отец Жозеф.

- Иезикили, ты смеешься надо мной! Наша задача — создать условия, благоприятные для заключения перемирия, а не дать Брюсселю дополнительный повод для войны. Смерть Росе ничего не даст, только усугубит положение.

Последняя свеча тихо треснула и погасла, захлебнувшись лужицей воска. Кабинет погрузился в синюю утреннюю полумглу. Отец Жозеф улыбнулся.

- Монсеньор, хотите, я сам поеду в Брюссель и поговорю с его высочеством? Уверен, вдвоем с молодым Джулио мы убедим его в чем угодно.

- Нет, - не так резко, как в первый раз, но тоже весьма решительно. - Вы нужны мне здесь.

- Как прикажете. Так что делать с гером Росе?

Ришелье встал и неторопливо подошел к окну. Отдернул тяжелую штору, толкнул раму, и отец Жозеф откинулся в кресле, жадно вдыхая благоухание сада, мокрого после дождя.

Его высокопреосвященство облокотился о подоконник.

- С гером Росе мы поделать ничего не можем, Иезикили. Но, согласно последним донесениям, Сакс-Веймар взял Рейнфельден. Как вы полагаете, что он станет делать дальше?

- Искать зимние квартиры, - предположил отец Жозеф. - Август на исходе.

Его высокопреосвященство кивнул.

- Надо бы написать ему, - негромко сказал он. - Пусть поищет их в Брайзахе.

И улыбнулся. Улыбкой холодной, как клинок мизерикордии.

***


- Брайзах, - хрипло повторил инфант дон Фернандо, оседая в кресло. - Брайзах…

Дон Севастьян с укоризной посмотрел на мнущегося у двери военного секретаря. Дон Хуан не был, конечно, виноват ни в том, что дурные вести дошли до Брюсселя именно рождественским утром, ни в том, что дону Фернандо уже второй день нездоровилось — но в том, что дурные вести вообще имели место быть, была доля и его вины.

Дон Хуан переступил с ноги на ногу.

- Мне очень жаль, ваше высочество.

- Даже не сомневаюсь. Когда?

- Девять дней назад. Граф фон Мансфельд э-э… приказал арестовать графа фон Гетцена.

Инфант поднял голову.

- Гетцена? За что?…

- За измену.

- За какую еще, черт побери, измену?! - рявкнул инфант и немедленно зашелся кашлем.

- Граф фон Мансфельд посчитал, что граф фон Гетцен преднамеренно проиграл бой, находясь в сговоре с Бернардом Сакс-Веймаром, - поспешно зачастил дон Хуан, - и, таким образом, изменил…

- Уж кому, как не графу фон Мансфельду, говорить об измене, - язвительно прокомментировал дон Фернандо. - Он поменял стороны в этой войне столько раз, что знает о ней все!

Дон Хуан тяжело вздохнул.

- Ваше высочество…

- Что «ваше высочество»? Вы понимаете, что мы теперь полностью отрезаны от Испании?

- Ваше высочество, Брайзах можно вернуть.

- Да, конечно. И Дюнкерк тоже. И Аррас. И Бреду. У нас где-то появились лишние люди, о которых мне еще не доложили?

- Ваше высочество, ради Бога…

Дверь приоткрылась.

- Ваше высочество, к вам председатель тайного совета.

«Вот только его здесь и не хватало, - обреченно подумал дон Севастьян, глядя, как впиваются в подлокотник пальцы инфанта. - Может, сказать, что дон Фернандо нездоров?…»

- Пусть войдет, - бросил кардинал-инфант прежде, чем он решился открыть рот.

Дон Севастьян вздохнул.

Председатель тайного совета в Брюсселе Петрус Росе вошел в кабинет, чеканя шаг. Лицо его осунулось, а веки покраснели после бессонной ночи, но сжатые в упрямой складке губы недвусмысленно намекали на то, что соломинке Брайзаха не довелось сломить спину верблюда. Председатель был настроен на дальнейшее сопротивление.

Дон Фернандо недобро оскалился.

- Счастливого Рождества, дон Педро.

Председатель тайного совета отвесил по-испански церемонный поклон.

- Не стану скрывать, я счастлив видеть, что дурные вести не повергли ваше высочество в отчаяние.

- Отчаяние? Помилуйте. Дурной вестью больше, дурной вестью меньше. Я уже и считать их перестал. Но, я вижу, новости не смутили и вас. Что скажете о Брайзахе, дон Педро?

Петрус Росе прищурился.

- Потеря Брайзаха — серьезный удар по престижу Империи, ваше высочество. Мы обязаны оказать немедленную помощь союзникам и перейти в контрнаступление.

Дон Севастьян зажмурился. В комнате повисла тяжелая пауза.

- Росе, вы издеваетесь, что ли? - раздался сдавленный голос инфанта.

- Я… не совсем понимаю вас, ваше высочество.

- Мне иногда кажется, что вы вообще ни черта не понимаете, Росе.

- Ваше высочество!

Тихо прошелестела ткань, и дон Севастьян осторожно открыл глаза.

Белый от ярости председатель тайного совета стоял перед таким же белым наместником Испании, причем хрупкий инфант умудрялся каким-то непостижимым образом нависать над дородным фламандцем. Дон Хуан все еще стоял у двери, и на лице его читался священный ужас.

- В каком направлении вы предлагаете переходить в контрнаступление, дон Педро? - спросил кардинал-инфант.

Росе сморгнул, восстанавливая маску почтительности.

- Об этом вам лучше посоветоваться с вашими генералами, ваше высочество. Но я полагаю, что необходима громкая победа. Бреда, Дюнкерк…

Он умолк, потому что в кабинете раздался странный, неуместный звук — инфант смеялся. Росе оскорбленно выпрямился.

- Ваше высочество?

- Скажите, дон Педро, чего же вы все-таки хотите: громкой победы или долгой войны?

- Мятеж должен быть подавлен, ваше высочество, - холодно сказал фламандец. - Бунтовщики бросили вызов могуществу Испании, под угрозой честь испанской короны…

- Восемьдесят лет поражений, видимо, честь испанской короны укрепляют, - пробормотал инфант.

Росе вспыхнул.

- Я бы не советовал вашему высочеству прислушиваться к ядовитым речам этого итальянца. Он друг кардинала Ришелье и враг Испании.

- Враг Испании? Он способствовал восстановлению мира между моим братом и нашим шурином королем Людовиком. Не его вина, что мир продлился так недолго.

- Ваше высочество, граф-герцог Оливарес…

- Граф-герцог Оливарес, - раздельно сказал дон Фернандо, - может идти к черту.

У двери судорожно выдохнул дон Хуан, а на дона Севастьяна вдруг снизошло спокойствие. Все правильно. Этой фразой все начиналось когда-то, еще в Эскориале, и к этой фразе все шло последние десять лет. Лучше так, чем бесконечный кровавый спектакль.

- Высочество, - прошипел возмущенный Росе.

Инфант пожал плечами.

- Громкой победы не будет, дон Педро, - устало сказал он. - Страна разорена войной, от помощи мы теперь отрезаны. Если мы хотим избежать громкого поражения, нам нужен мир.

- Мир с мятежниками?! С еретиками?!

- С Францией. С моим шурином, его христианнейшим величеством королем Людовиком Тринадцатым.

- Франция в союзе с голландцами и шведами! Франция поддерживает еретиков в Империи!

- Кардинал Ришелье, - сказал дон Фернандо, голосом подчеркнув слово «кардинал», - вынужден платить протестантам, чтобы отбиться от нас. Вы не находите, что это абсурд?

- «Отбиться»? Он объявил вам войну!

- Я захватил Трир.

- Да, чтобы покарать изменника! Вашему высочеству прекрасно известно, что французы беспрестанно суют свой нос в чужие дела…

- А мы нет? - огрызнулся инфант.

Росе умолк, тяжело дыша.

- Мы не можем продолжать войну, дон Педро… гер Росе, - инфант перешел на фламандский. - Нам нужен мир.

На этот раз пауза тянулась долго — почти целую минуту.

- Я желаю вашему высочеству успехов и доброго здоровья, - сказал наконец Росе без выражения, но на безупречном испанском. - Позволено ли мне будет удалиться?

- Счастливого Рождества, - бесстрастно сказал инфант. По-фламандски.

Росе поклонился и вышел, кивнув на прощание остолбеневшему военному секретарю.

Дон Фернандо сел.

- Морра, - сказал он, - вина.

Пока дон Севастьян управлялся с тяжелым кувшином, дон Хуан отмер.

- Ваше высочество, - услышал дон Севастьян его растерянный голос, - вы и в самом деле хотите заключить мир?

- А вы не хотите? - отозвался инфант.

Дон Севастьян обернулся, двумя ладонями держа полный бокал. Дон Хуан нервно мял шляпу.

- Дон Педро… - неуверенно сказал он и умолк.

- Дон Педро — фламандец, - инфант принял у дона Севастьяна бокал, взглянул задумчиво сквозь золотистую жидкость. - Но иногда об этом забывает.

- Граф-герцог Оливарес… - попытался дон Хуан зайти с другой стороны.

- А граф-герцог — временщик, сидящий, при том, в Мадриде, а не в Брюсселе. Мы больше не можем воевать, а Мадрид больше не может нам помочь. Так какой смысл биться головой о скалу? Мы уходим в оборону, дон Хуан, - инфант сделал глоток и посмотрел на дона Севастьяна. - И вот что. Пригласите сюда сеньора Мацарини.

***


В луврском кабинете Ришелье пахло мелиссой.

Сам кардинал, склонившийся в почтительном поклоне, показался Анне каким-то непривычно уязвимым. В его движениях появилась доля неуверенности, черты как будто заострились еще сильней, а глаза… Анна вздрогнула.

Она почти не знала отца Жозефа — для нее он был одной из многочисленных мрачных фигур, вьющихся вокруг ее супруга — но Ришелье, похоже, принял смерть старика близко к сердцу. Из чего следовал довольно неожиданный вывод, что сердце у него все-таки было. Это сбивало.

- Мои соболезнования, господин кардинал, - сказала она.

Он моргнул, справляясь собой.

- Благодарю вас, ваше величество.

- Король сообщил мне, что есть новости из Брюсселя, - сказала Анна.

На самом деле, сияющий Луис вручил ей письмо Фернандо, поцеловал руку, и, пробормотав скороговоркой «дорогая, я должен немедленно написать ла Мельере, умоляю вас, порадуйте кардинала, он мне нужен», ускользнул в свои апартаменты. Оставив супругу в неожиданной роли доброй вестницы.

Ришелье вопросительно наморщил лоб. Анна протянула ему письмо и кивнула на стулья:

- Прошу вас, присядем.

Читал кардинал долго и вдумчиво, кажется, даже перечитывая некоторые места. Чем дальше он читал, тем бледнее становился. Дочитав, он прикрыл глаза рукой.

Никаких признаков радости или хотя бы облегчения Анна не заметила.

- Король уже пошел писать ла Мельере, - сказала она, пожалуй, резче, чем следовало. - Перемирие, ваше высокопреосвященство. То самое, которого вы так хотели.

Или все-таки не хотел?

Ришелье убрал руку и потерянно посмотрел на королеву.

- Перемирие, - повторил он, точно пробуя слово на вкус. Выпрямился, заговорил чуть тверже: - Перемирие — это прекрасно, ваше величество. Но перемирия мало, нужен мир.

Анна нахмурилась.

- Я полагаю, у нас нет оснований сомневаться в намерении моего брата заключить мир, господин кардинал.

Ее неудовольствие не произвело на Ришелье никакого видимого впечатления.

- В намерении, конечно, нет, - согласился он. - Я боялся, что вашего брата отзовут в Мадрид раньше, чем он решится заключить договор, но теперь… ваше величество, его же попросту убьют.

У Анны упало сердце.

- Что?…

- Я как-то не ожидал, что, приняв решение, он немедленно сообщит об этом Росе. Он же не может быть готов. Сообщений о перестановках в высшем командовании не поступало. Это значит, что и Бенавенте, и де ла Куэва… Не представляю, о чем думал Мазарини…

- Господин кардинал, извольте выражаться ясней! Моему брату что-то угрожает?

Кардинал болезненно скривился и потер висок.

- Ваше величество, костяк фламандской администрации и военного командования сейчас составляют не фламандцы, а испанцы. Вы полагаете, им понравится идея идти против своего короля?

- Но они не идут против своего короля, - непослушными губами сказала Анна. - Они только приостановили войну…

- Ваше величество, вы же понимаете, что, заключив мир с Фландрией на севере, мы получим свободу маневра на границе с Испанией.

- Но Фернандо все равно ничего не может сделать!

- Ну, почему же «ничего»? Он может отвлечь на себя часть наших сил.

- И утопить свою страну в крови.

Взгляд Ришелье, неожиданно острый и как будто чуть удивленный, застал ее врасплох.

- А вы повзрослели, ваше величество, - тихо сказал он. И, пока Анна решала, оскорбиться ей или счесть себя польщенной, продолжил: - Но вы опять забываете, что Фландрия — не его страна. Он только губернатор, наместник Испании. Которого можно обвинить в измене королю.

- Принца крови не обвинят в измене, - неуверенно сказала Анна, вспомнив вечно безнаказанного принца Гастона. На ее памяти, даже кардинал, имевший обыкновение вцепляться в своих врагов мертвой хваткой, Гастона не трогал. Потому что брат короля не может быть изменником. Даже если он поднял мятеж. Уж если у старого лиса зубов не хватает дотянуться до Гастона, то и Оливарес не посмеет открыто обвинять Фернандо. Немыслимо.

- Вы правы, - сказал Ришелье. - Полагаю, что в измене гер Росе вашего брата обвинять не станет. Во всяком случае, он очень постарается этого избежать.

Он умолк и снова потер висок.

Анна прикрыла рот рукой.

***


Худшее отец Джулио предположил сразу, как только ему сообщили о болезни наместника.

И ничуть не удивился. В сущности, чего-то подобного он ждал от Росе давно, с самого рождественского демарша их общего подопечного; было даже немного странно, что председатель тайного совета дотянул до марта. Видно, надеялся, что кардинал-инфант одумается. А может, не решался взять грех на душу. Было бы, на что брать…

Впрочем, после разговора с врачом кардинала-инфанта, отец Джулио в своем диагнозе несколько усомнился. Доктор Барба был неаполитанцем, а значит, знал о ядах все, что только может знать о ядах добрый христианин; но в болезни своего высокопоставленного пациента он ничего подозрительного не увидел. Лихорадками и сердечными болями, по его заверениям, дон Фернандо страдал с ранней юности. Сам дон Фернандо, вставший на ноги буквально на следующий день, это подтвердил.

- Глупости, сеньор каноник, - сказал он, откидываясь в кресле. - Обычное недомогание. Вы недооцениваете честность моих вояк — или, во всяком случае, переоцениваете их смелость.

И закашлялся.

- Очень хочу надеяться на это, ваше высочество, - покладисто согласился отец Джулио.

Кашель собеседника — сухой, опасный — ему не понравился. Доктор Барба мог знать о ядах все или почти все, но вопрос его лояльности для отца Джулио оставался открытым.

- Моя сестра королева Анна прислала письмо, - сказал дон Фернандо, прокашлявшись.

Отец Джулио улыбнулся, выжидающе-вежливо.

- Сватает мне дочь принца Гастона, герцогиню де Монпасье.

Отец Джулио удивился. Предложение, с одной стороны, было не лишено выгоды: женившись на французской принцессе, кардинал-инфант укрепил бы зарождающийся мир до союза. Но, с другой стороны, подобная женитьба привела бы к окончательному отчуждению Мадрида. Не Бог весть какая беда на фоне сепаратного мира, но все же. И, к тому же, мадемуазель де Монпасье была еще ребенком; вздумай кардинал-инфант на ней жениться, ему пришлось бы подождать еще хотя бы года три.

Трех лет у него могло и не быть.

- Ваша сестра, по-видимому, очень хочет видеть вас на стороне Франции, ваше высочество. Ее можно понять.

Кардинал-инфант пожал плечами.

- Вероятно, - он снова кашлянул. - Морра, налей нам вина. И себе заодно. Вы какое предпочитаете, сеньор каноник, рейнское или мозельское?

- Мозельское, благодарю вас.

- А мне рейнского, Морра, - дон Фернандо невесело усмехнулся. - Раритет, сеньор каноник. Теперь в тех краях вина не делают.

- Это временно, ваше высочество, - заверил отец Джулио.

Беспалый карлик с удивительной ловкостью разлил вино, себе налив из того же кувшина, что и господину. Отец Джулио принял свой бокал из уродливых беспалых ладоней и вздрогнул, встретившись взглядом с насмешливыми черными глазами. Карлик чуть улыбался.

- Благодарю вас, - сказал ему отец Джулио.

Карлик улыбнулся шире, сверкнув белыми зубами под темной бородой. Он собирался, кажется, что-то сказать, но в этот момент в кабинете плеснуло стеклянным звоном — кардинал-инфант выронил бокал. Скрюченные судорогой пальцы вцепились в камзол с левой стороны груди. Отец Джулио вскочил.

- Ваше высочество!

- Пустое, - внятно сказал дон Фернандо. - Сейчас… пройдет. Сядьте, сеньор. Морра, дай мне… этой дряни, которую Барба оставил… от сердца.

- Ваше высочество, вы пили вино? - не своим голосом спросил отец Джулио, пока карлик бегал за горько пахнущим травяным отваром.

Синеватые губы кардинала-инфанта растянулись в усмешке.

- Ни глотка. Бросьте, ничего… ничего со мной не будет. Что вы думаете о герцогине де Монпасье?

А что думать о герцогине де Монпасье, когда неизвестно, успеет ли ее жених заключить мир?

- Ваше светлейшее высочество, мне думается, что разговоры о герцогине де Монпасье могут быть немного преждевременны. Подобная свадьба, без сомнения, расположит к вам короля Людовика, но она так же оттолкнет от вас многих испанцев… Ваше высочество, может быть, все же позвать доктора Барбу?

- Вот еще, - дон Фернандо сел прямее и понюхал врученный ему Моррой кубок. - Лучше выпейте со мной. За здоровье моей сестры королевы Анны… и моего брата короля Фелипе.

- И за ваше, ваше светлейшее высочество.

Северные вина всегда казались отцу Джулио слишком кислыми, но карлик, залпом опорожнив свой бокал, причмокнул с явным удовольствием.

- Ты пьешь, как солдат, Морра, - улыбнулся кардинал-инфант, через силу, но беззлобно.

- А я и есть солдат, - неожиданно низким голосом сказал уродец. Отставив бокал, он устроился на подушке у ног инфанта. - Сторожу покой вашего светлейшего высочества.

- Запьянеешь.

- Хорошему солдату и положено быть пьяным!

Дон Фернандо усмехнулся и отхлебнул еще своего отвара.

- Значит, сеньор каноник, вы полагаете, что во Фландрии герцогиня мне не поможет?

Приступ, кажется, проходил. Во всяком случае, дыхание выровнялось и цвет лица больше не напоминал о покойниках.

- Не сейчас, ваше высочество. Вам предстоит сначала завоевать лояльность ваших офицеров. Старые терции помнят Нердлинген, помнят Венло и Рурмонд. Они пойдут за вами — если вы поведете их лично. Но в ваше отсутствие, если командование откажет вам в подчинении… они не будут знать, чему верить.

- Есть опасность, что откажет?

- Они ждут решения гера Росе.

- Но гер Росе мне подчинился.

- До поры, ваше высочество. Война отрезала нас от Испании, сейчас даже письмо передать непросто. Я боюсь, что гер Росе ждет только инструкций, чтобы принять решительные меры. Когда он получит высочайшую поддержку…

Глаза дона Фернандо сверкнули.

- Мой брат никогда не согласится на мою смерть, сеньор каноник!

- О, конечно же, нет!

Его согласия не станут и спрашивать. Зачем лишний раз портить настроение его католическому величеству, если и так все ясно?

- Конечно же, нет. Но, мне кажется, Росе очень хотел бы взять пример с графа фон Мансфельда и обвинить вас в измене.

- Сеньор каноник, вы смеете сравнивать меня с Гетценом?!

- Упаси Господь, ваше высочество! Разве можно сравнивать принца крови и бранденбургского наемника?

Дон Фернандо открыл рот и снова закрыл его. Понял.

Раздраженно отвернулся, побарабанил пальцами по серебряному кубку.

- Морра, - сказал он. - Распорядись, чтобы убрали осколки.

Карлик не отозвался — он дремал, привалившись к ножке кресла. Кардинал-инфант удивленно вскинул светлую бровь.

- Морра! Неужто и впрямь запьянел?

Отец Джулио встал и, наклонившись, осторожно потряс спящего за плечо. Маленькое, почти детское тело бессильно завалилось набок.

***


- И что же случилось дальше, сеньор каноник? - спросила Анна Австрийская, до боли сжав руки.

Итальянец вздохнул.

- Ваш брат пришел в страшную ярость, ваше величество. Он стал требовать, чтобы отравителя немедленно отыскали, поднялся ужасный шум. Новость о покушении очень быстро просочилась за стены Куденберга и разлетелась по городу. Жители Брюсселя… они очень надеялись на мир, и им совсем не понравилось, что наместника пытались убить. А уж когда дело дошло до казарм… К вечеру перед дворцом собралась толпа из черни и солдат; требовали расправы.

- Над кем? - тихо спросил Ришелье.

Он был очень бледен, и Анне невольно вспомнилось начало войны и злые, перепуганные горожане на улицах Парижа, проклинающие кардинала.

- Над отравителем, ваше высокопреосвященство, - сказал каноник. - Тут гер Росе и совершил ошибку. Он попытался обвинить в отравлении меня.

- Вас? - повторила Анна.

Ну, разумеется, ведь итальянец присутствовал при смерти несчастного карлика. Любопытно было бы узнать, насколько Росе ошибся в своих обвинениях.

- Да, - кивнул каноник. - Как я уже имел честь сообщить вашему величеству, геру Росе не нравилось то небольшое влияние, которое я имел на вашего брата, и он понадеялся таким образом убить двух зайцев — избавиться от меня и прикрыть истинного злодея. Именно в этом и заключалась его ошибка. Я никак не мог быть причастен к отравлению, и ваш брат знал это. Увидев, что гер Росе винит невиновного, он предположил, что гер Росе и есть отравитель. Я не знаю — и, боюсь, уже не узнаю — прав ли он был, но мы стояли на крыльце, и его слова были услышаны.

- И что же?

Каноник отвел взгляд, побледнев не хуже кардинала.

- Люди стали кричать, что он убийца и изменник и его нужно казнить. У его высочества опять сделался приступ, кто-то крикнул, что он умирает, и… гера Росе убили, ваше величество. Это было… одно из самых жутких зрелищ, которые мне довелось видеть в своей жизни.

Ришелье молча перекрестился.

- А мой брат? - спросила Анна.

- Когда ваш брат оправился, все было уже кончено. Он созвал совет, обвинил гера Росе в измене, и объявил помилование тем, кто… участвовал.

- И что же совет? - спросил кардинал.

- У совета, в сущности, не было выбора, ваше высокопреосвященство. Попытайся они пойти против его высочества, в городе бы начался бунт. И потом, кардинал-инфант — победитель при Нердлингене. А гер Росе — луванский юрист, втершийся в доверие к графу-герцогу Оливаресу. Военный секретарь дон Хуан всегда был склонен следовать приказам, он встал на сторону его высочества мгновенно, его поддержали Кантельмо и Велада, а дальше это был вопрос времени. В тайном совете остались сейчас одни военные, а дворянство шпаги не любит дворянство мантии.

Анне показалось, что в улыбке, промелькнувшей на красивом лице рассказчика, имелась изрядная доля самоиронии.

- Мир будет, - сказала она, все еще не смея верить.

Итальянец поклонился.

- Мир будет, ваше величество.

Она вновь посмотрела на кардинала. Ришелье сидел очень прямо, сложив руки на коленях и глядя куда-то сквозь стену. Рад? Не рад? По нему не поймешь, если только он не захочет нарочно показать чувства, а сейчас ему, похоже, было не до спектаклей. Он что-то обдумывал.

- Отец Джулио, - сказал он медленно, - разговоров об измене не было вовсе?

Итальянец поморщился.

- Были, ваше высокопреосвященство. Де ла Куэва. Молинас. Но они остались в меньшинстве; Фландрия устала от войны.

- Не она одна, - сказала Анна с облегчением.

И ободряюще улыбнулась кардиналу.

***


Час спустя, Арман-Жан дю Плесси, кардинал-герцог де Ришелье, стоял перед фонтаном в саду Тюильри. В воде плясали шальные блики полуденного солнца, теплый южный ветер трепал флаги на крыше Лувра, одуряюще пахли высаженные по воле ее величества розы.

Вокруг цвел май. Май, которого не увидел отец Жозеф.

Его высокопреосвященство присел на край фонтана и опустил руку в воду, не обращая внимания на встревоженно следящего за ним Шарпантье. Вода была теплой.

Они все изменили, с отвращением подумал его высокопреосвященство.

Изменила Франции королева, затеяв тайную переписку с врагом.

Изменил Испании кардинал-инфант, согласившись на мир с французами.

Изменил Ватикану Джулио Мазарини, сорвавшись в Брюссель, использовав прикрытие своего сана в интересах французской короны.

Изменил себе всегда дотошный и внимательный Людовик, отстранившись от брюссельского проекта и заставив супругу и министра работать в одной упряжке.

Изменил, наконец, своей политике он сам, пойдя на мир с кардиналом-инфантом. Разумный, необходимый мир, внесший раздор в семью Габсбургов и ослабивший их владычество в Европе, но — мир с Габсбургом.

…Не изменил — несчастный Севастьян де Морра. И не изменил своему королю гер Петрус Росе. Первый умер от яда, предназначенного другому, второго разорвала на части обезумевшая толпа.

Жестокий, безумный мир, в котором верность карается смертью, а предательство ведет к успеху.

Впрочем, решил его высокопреосвященство, стряхивая с пальцев брызги, глупо торговаться, уже заплатив. Тем более, не так уж и высока в этот раз оказалась цена. Иезикили умер, не запятнав свою душу убийством — противники, благодарение Богу, справились и без них. А измена… Что ж.

Этот мир стоил измены.

Скачать все	Читать на WTF	Читать в дневнике

© WTF Richelieu 2014

@темы: текст, выкладки, wtf 2014

---

Текстовая выкладка WTF Richelieu 2014 G-PG-13 Часть 5

WTF Ришелье 2014. Текстовая выкладка G-PG-13
Часть 5

Часть 1 ● Часть 2 ● Часть 3 ● Часть 4 ● Часть 5

Сожалеть о дьяволе

Название: Сожалеть о дьяволе
Автор: Red_TABUretka
Бета: Рикардо Фонтана
Размер: миди, около 12 000 слов
Пейринги/Персонажи: Арман дю Плесси/Рене Д’Эрбле
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Преканон по отношению к книге «Три мушкетера»
Краткое содержание: Прикладное богословие
Примечание: - Desideras diabolum, несчастный! - вскричал иезуит.

I'm slowly drifting into slumber
'Cos I have lost the force to fight
It's like a cold hand on my shoulder
I'll see you on the other side

Пожалуй, в этом мире больше не осталось людей, чью честь мог бы оскорбить рассказ, который я собираюсь изложить ниже.

Впрочем нет, я не совсем точно формулирую свои мысли, в силу ли преклонного возраста или того смущения, что охватывает мой разум с каждым днем все сильнее.

Не осталось ни одного человека, чье мнение по этому вопросу могло бы взволновать или задеть меня.

В настоящие дни меня окружают лишь немые камни и холодные надгробия, а они, как известно, слушатели хоть и молчаливые, но благодарные. Они надежно хранят все поведанные им тайны и секреты.

Единственное, чего они не могут мне дать - так это прощения. Те, кто погребены под ними, простили мне все ошибки еще при жизни, но душа моя продолжает томиться под гнетом грехов, которые я сам не смогу простить себе никогда.

Как известно, раскаяние, основанное на страхе перед вечными муками, хуже, чем раскаяние искреннее, раскаяние перед Господом за нанесенное ему оскорбление. После всего, что я видел, адские страдания не пугают меня так сильно, как должны бы. Что же касается Бога - я нанес ему столько непростительных обид, что было бы лицемерием с моей стороны стараться загладить свою вину теперь, когда жизненные силы покидают меня.

Таким образом, исповедь эту я пишу не для друзей, которым уже все равно, не для Господа, который и без того все знает, и даже не для себя. Я пишу для того, кому никогда не суждено будет ее прочитать.

Право слово, я бы душу продал за то, чтобы он увидел эти строки, однако нельзя продать то, что давно и безвозвратно потеряно.

****

Не имея цели написать полноценные мемуары, позволю себе в этом рассказе упомянуть лишь те факты биографии и характера, которые действительно важны для понимания сути происходящего.

В частности, начать следует с того, что к шестнадцати годам я был вполне здоровым и даже, в некотором смысле, счастливым юношей. Под здоровьем я подразумеваю то состояние молодого организма, когда ни единая хворь не омрачает его существования.

Под здоровьем я подразумеваю силу и красоту, а под счастьем - возможность беззастенчиво пользоваться ими, не задумываясь о последствиях ни для души, ни для тела.

Большую часть сознательной жизни к тому времени я провел в семинарии, обучаясь в меру способностей математике, поэзии, теологии и философии. Так, по крайней мере, считали мои наставники и учителя. На деле же выходило, что живой непосредственный ум ребенка, привыкшего по праву рождения всегда получать желаемое, был занят как светскими, так и богоугодными науками лишь в объеме, необходимом для поддержания видимости прилежного ученика.

Я был избалован, вспыльчив и своенравен. Преуспевая в учебе, я, тем не менее, не придавал штудированию должного значения. Я неплохо слагал стихи и толковал Святое Писание, и каждую ночь перед сном мне грезилась то карьера великого поэта, то чуть ли не папский престол. Видя обожание в глазах домашних, я мнил себя гениальным оратором, а ловя на себе взгляды молоденьких субреток, а порой, и куда более высокородных дам - уверялся, что могу воспламенить любое сердце.

Я был остроумен, красив и обаятелен. Чувство такта подобно музыкальному слуху, который невозможно взрастить в себе нарочно, и потому я весьма гордился своим умением распознать, когда следует говорить и когда - молчать. К сожалению, пользовался я этим умением далеко не всегда, так как осторожностью в ту пору не отличался, равняя ее чуть ли не с трусостью, и, зачастую, лишь кроткость моих черных глаз спасала меня от неминуемого наказания.

Я был молод, глуп и безнадежно тщеславен. Я понимаю это теперь, спустя полвека, но тогда в собственных глазах я обладал всемогуществом особого рода. Д'Артаньян, помнится, говорил, что юность - возраст безумных надежд. Эти надежды дурманили меня пьянящим ароматом славы и власти.

В таком великолепном состоянии духа я и собирался отдать себя в услужение Господу. В этом и заключалась проблема. Я утверждал, что хочу служить Богу и Церкви, в то время как на самом деле желал, чтобы все сложилось наоборот. Уже тогда я понимал, что Церковь, в том виде, который она приобрела к началу века, все еще может помочь молодому амбициозному человеку пробиться в высшие круги. Либо она, либо карьера военного, однако здесь сыграло свою роль мнение моей матушки, которая после гибели мужа - моего отца - при осаде Арраса и слышать не желала о том, чтобы ее единственный сын посвятил себя военному делу.

Потому я и оказался в семинарии, потому вера и стала для меня ключом от дверей, ведущих в сияющий мир. Однако я не задумывался о том, что вера доказывается в испытаниях, и жалею о сем легкомыслии до сих пор. Иногда, в самые черные дни, мне кажется, что та встреча в октябре 1620 года, встреча, переписавшая мою судьбу, на самом деле была даже не испытанием, а карой, наказанием, от которого я постоянно ускользал.

***

Погода в тот день установилась удивительно ясная. Редкие тучи, бродившие по небу с утра, к полудню были разогнаны лихим западным ветром. Несмотря на то, что яблони во внутреннем дворе семинарии растеряли свою пышную красоту, да и от холода пальцы переставали слушаться довольно быстро, я предпочел заниматься на улице, а не сидеть в своей душной комнате.

Кроме меня, еще только двое учеников примостились у выхода из колоннады, в противоположном углу двора. Я же выбрал место на скамье, под деревом, где еще витал призрак терпкого яблочного духа. Мне оставалось написать заключительные сентенции для эссе по Платону, но вместо того, чтобы думать над заданием, я мечтал, как нынче же вечером буду рассказывать белошвейке Анни о безгрешной любви. В шестнадцать лет мнение Платона по этому вопросу не пользуется уважением у юношей, но вызывает горячее одобрение со стороны неискушенных девиц.

Воображение мое разыгралось, и я пропустил момент, когда другие ученики, словно по мановению руки, исчезли. Двор опустел, и только холодное осеннее солнце под шум ветра продолжало раскрашивать высохшую листву в охру и багрянец. В колоннаде раздались шаги, и до меня донеслись обрывки разговора.

— Людовик рассыпается в любезностях, и говорит, что ускорит процесс любой ценой, однако мне уже известно про Ла Валетта. В этом году и надеяться нечего, но я умею ждать, ты знаешь.

Голос был незнакомый. От его тембра и силы у меня засосало под ложечкой.

— Знаю, друг мой, знаю, - ответил собеседник, и на сей раз голос я узнал - он принадлежал Андреа де Бэйзи, попечителю семинарии. - Но дела в Риме не делаются в спешке, а с учетом того, что ты, дорогой Арман, уже однажды провел Папу...

— Mea culpa, - усмехнулся незнакомый голос. - Но то было сделано по острой необходимости, да и Папа уже сменился. Теперь же все прозрачно, документы подготовлены идеально. Впрочем, что я тебе рассказываю, твой кузен, Альфонсо, если я не ошибаюсь, все еще работает в канцелярии Ватикана. Мимо его зоркого глаза не пройдет ни одна ошибка.

— М-мы давно не переписывались, - замялся попечитель. - Да и виделись последний раз тогда, в Сорбонне, помнишь?

— Прекрасно помню. А еще я помню, как вечером, за бокалом вина, ты рассказывал нам о своих грандиозных планах: пост при дворе, аббатство Редон…

— Мечты-мечты... - интонации де Бэйзи звучали все более неуверенно.

— Иногда для их исполнения нужно только протянуть руку... И взять перо, - ирония в голосе была едва уловимой и выверенной: легкая неточность в интонации - и она превратилась бы в оскорбительную насмешку.

— Арман, но у Альфонсо нет никакого влияния, - почти прошептал попечитель.

— Зато есть глаза, - беспечно отозвался незнакомец. - И уши. И голова на плечах, что тоже скорее достоинство, чем недостаток.

В этот момент они, наконец, вышли во двор, и мне стало видно их. Господина де Бэйзи я, разумеется, видел и прежде. Маленький проворный итальянец с живыми блестящими глазами и огромными залысинами выглядел встревоженным. Привычка чрезмерно жестикулировать оставила его, и руки теперь плетьми висели вдоль тела.

Впрочем, плевать я хотел на попечителя. Все внимание, все мысли мои были сосредоточены на другом, втором собеседнике, которого де Бэйзи называл Арманом.

Он показался мне призраком, загадочным образом обретшим очертания и плотность реального человека. Главной причиной тому были глаза, горевшие совершенно нечеловеческой проницательностью, ледяным пламенем вспыхивающие на худом заостренном лице. Русые, стального оттенка волосы обрамляли лоб, не смягчая резких черт, в усах и бороде мелькала седина. Высокий ворот его темно-синего плаща заканчивался под самым подбородком, отчего кожа казалась еще бледнее, а тени у скул и под глазами - глубже. Этот чудовищный плащ старил его неимоверно, придавал его суровой величественности некую жертвенность, уязвимость, искажающую весь образ. Иные ошибочно путали ее с обаянием. И, как я узнал позднее, он, естественно, обладал харизмой, умением очаровать, каким пользуются обычно ядовитые змеи и прочие хищные создания, предпочитающие обман честной погоне. Но не ее я увидел тогда, при первой встрече.

Воспринимая в тот момент реальность скорее чувствами, нежели разумом, я каким-то образом ощутил, что этот человек заключает в себе все то, чего я желаю, чего боюсь и чем могу стать. Словно он одновременно являл собой возможность, вероятность, будущее и прошлое, заключенные в оболочку воли и страсти.

Сердце мое замерло, когда он взглянул на меня, заворожено сидящего на скамейке. Сжигаемое безумной надеждой, обуреваемое отчаянием и похотью, оно конвульсивно дернулось, застучало с утроенной силой.

Если бы в ту секунду я отбросил свою гордыню и позволил бы себе осознать, насколько нуждаюсь в этом человеке, все могло бы сложиться совсем иначе.

Но я подумал лишь, что хочу получить его. Присвоить, низвергнуть, сделать понятным.

Глупец.

— Господин де Бэйзи, кажется, у нас появилась неожиданная, но очень приятная компания, - произнес незнакомец, прежде чем попечитель успел ответить на его реплику что-либо не предназначенное для слуха постороннего.

— Господин Д'Эрбле, что вы здесь делаете? - чересчур резко поинтересовался де Бэйзи.

— Я дописывал эссе, господин попечитель, - я встал и поклонился. Поднимая голову, я посмотрел незнакомцу прямо в глаза и широко улыбнулся, зная, в каком выгодном свете это покажет мои жемчужные зубы.

Губы незнакомца дрогнули, а взгляд сделался удивленным. Де Бэйзи раздраженно взмахнул руками, как бы стремясь выпроводить меня со двора. Он не торопился представлять нас друг другу, не имея намерения афишировать личность своего посетителя.

— Ступайте в библиотеку, сын мой, - процедил он сквозь зубы. - Атмосфера там более располагает к получению знаний.

— Как скажете, господин попечитель, - старательно скрывая досаду за маской беспечной наивности, ответил я. Нарочито медленно и аккуратно я закрутил чернильницу, сложил в стопку листы пергамента. - Прошу прощения, если я помешал.

— Ничуть, - ответил незнакомец, все с той же сдерживаемой улыбкой наблюдая за моими действиями.

Сгорая от любопытства, я все же двинулся в сторону библиотеки, до последнего надеясь услышать еще что-нибудь, но двое во дворе не возобновили беседу до тех пор, пока я не скрылся за дверью.

***

Как уже было упомянуто выше, я привык получать желаемое, и потому уже на следующий день употребил все способности и связи на то, чтобы выяснить, что за таинственные интриганы посещают нашу скромную семинарию. Удивительно, сколь многое можно выжать из самых неразговорчивых одним только добрым словом, сказанным в нужный момент. А уж если использовать не только слова…

Учитель риторики, господин де Берто, чья кузина была фрейлиной при дворе королевы Анны, таял от лести. Суровая и строгая кухарка Джульетта, размером напоминавшая воз с зерном, обожала на рынке обсуждать последние дворцовые сплетни и испытывала ко мне воистину материнские чувства. Горничная, юная Милен, с глазами голубыми, как небесная твердь, и бюстом, который не мог обуздать ни один корсет, в пылу страсти выбалтывала все, что слышала от своих прочих воздыхателей, среди которых находились и весьма уважаемые господа.

Обладая этими нехитрыми знаниями, а главное – умея ими распорядиться, спустя весьма короткое время я имел возможность составить любопытную картину.

Посетитель оказался неким Арманом Жаном дю Плесси, епископом Люсонским, личностью неординарной и окутанной завесой тайны.

Человеку этому шел тридцать пятый год, и за последние десять лет он уже успел побывать и в фаворе и в ссылке. Будучи отозванным из Авиньона, он возвратился в Париж, что, с учетом характера Их Величества, удавалось далеко не каждому. Мало того, восстав из пепла, дю Плесси готовился получить кардинальскую шапку.

Я бы решил, будто сия история вымысел, призванный развлечь заскучавших слуг и их господ, если бы не косвенные подтверждения, услышанные во дворе семинарии из уст самого Армана.

Гранды, по слухам, презирали дю Плесси за его бедное епископство, за происхождение, за силу воли. Они говорили о нем, как о лицемере, не признающем законов чести. Даже в свои шестнадцать лет, лишенный всякого жизненного опыта, интуитивно я чуял страх в их высказываниях.

Человека, который не играл по правилам, невозможно было предсказать. Дю Плесси представлял для них потенциальную опасность, и потому они обнажали зубы в надменных ухмылках.

На протяжении осени и зимы 1620 года я старался держаться в курсе дел моего новоявленного помешательства, не ища, впрочем, встречи с ним. В ноябре я всерьез раздумывал о том, чтобы инициировать переписку, но, в кои-то веки здраво оценив собственные эпистолярные способности, выбросил из головы эту идею.

Я ставил на свою внешность, личное обаяние и живое красноречие, сухие же строки не могли выразить и десятой части моих чар.

Тесно связанный с королевой-матерью и вынужденный подчиняться ее прихотям, в 1621 году дю Плесси часто оказывался за пределами Парижа и, следовательно, вне досягаемости моих милых шпионов поневоле.

Как я понимаю сейчас, в тот период в инфицированной душе молодого человека по имени Рене Д’Эрбле закончило формироваться ядро сумасшествия. Огромный фурункул, наполненный болезненной жаждой, до поры до времени был защищен от прорыва броней ветрености и легкости, свойственной юношескому сердцу.

С лета 1621 и до весны 1623 мне счастливо удавалось продолжать свое непринужденное существование, скрашиваемое мимолетными романами и сладостными экспериментами. Сердце мое никогда не было по-настоящему разбито, плоть желала новых увеселений, дух, обещанный Богу, не торопился погрузиться в смирение.

Памятуя о страсти, вспыхнувшей во мне при взгляде на Армана дю Плесси, теперь уже ставшего кардиналом Ришелье, я немедленно обратил свое внимание на других достойных представителей мужского пола, благо в семинарии недостатка в них не было. Утехи такого рода показались мне интересными, но не более, особых восторгов не вызвали и потому отнесены к разряду грехов не были. Хочу заметить, что моральная сторона жизни в принципе не беспокоила меня ничуть, ибо совести моей еще предстояло пробудиться к чудовищной агонии.

Но этой печальной истории нет места в моем нынешнем рассказе.

Итак, жизнь моя текла ровно и приятно, мечты о признании поддерживались в тлеющем состоянии похвалами со стороны учителей и комплиментами со стороны поклонников, до рукоположения оставалось около трех месяцев.

***

На дворе стоял март, мало чем отличавшийся от февраля – та же промозглость пронизывала до костей, тот же мокрый липкий снег сыпался с небес, превращая узкие улицы окраин в непроходимые слякотные лабиринты.

Сен-Дени встретила меня околевшим нищим, похожим на ком тряпья, и старой проституткой, навязчиво предлагающей свои услуги.

Сдерживая брезгливость, я как можно вежливее отказался от лежалого товара - в трактире «Хрустальная туфелька» меня ждали куда более молодые и прекрасные нимфы. Нынешним вечером там было особенно много народу, и, как обычно, среди типичного городского сброда то тут, то там под дырявым плащом мелькала вышивка дорогого камзола. Мои друзья, молодые дворяне, находясь в вечном споре между необходимостью заботиться о добром имени и желанием хорошенько погулять, любили «Хрустальную туфельку» за абсолютную толерантность: за деньги девочки мгновенно слепли, глохли и лишались памяти.

Ближе к четырем утра, в самую темную пору, когда даже сам Господь засыпает, я почувствовал легкую дурноту. Стало ли тому виной поганое пойло, которое кокетка Лиз выдавала за анжуйское, или духота ее комнаты, пропитанная сладким запахом розового масла, но голова моя закружилась, а горло неприятно сжалось.

На лестнице черного хода было темно, как в могиле, и, оступившись, я чуть ли не кубарем скатился вниз, выпав в грязный переулок позади "Туфельки". Несколько секунд я сидел, привалившись к прокопченной стене, вдыхая сырой воздух. Холод прочистил мне мозги, а вонь вывернула желудок, после чего самочувствие тут же улучшилось.

Поднявшись, я осмотрел себя. Тонкая шемизетка, наброшенная поверх сорочки, была безнадежно испачкана и не защищала от беспощадного ветра. На коленях также темнели пятна грязи, растрепанные кудри лезли в глаза. Похвалив себя за предусмотрительно прихваченный плащ, я уже было собрался вернуться обратно в объятия Лиз, но тут из зева черного хода мне навстречу шагнули двое.

Рок, как я заметил, вообще не отличается особым воображением, и с изощренным удовольствием любит отыгрывать однообразные сцены, меняя лишь декорации и детали.

— Вы все поняли?

— Разумеется, монсеньер, – на сей раз его собеседником оказалась особа с приятным голосом, закутанная в длинную черную накидку с капюшоном. – С вашего позволения, я…

— Идите, - кивнул дю Плесси.

Он задумчиво пронаблюдал, как край накидки исчезает за углом, после чего молниеносно повернулся ко мне. Я вздрогнул, ибо был уверен, что остался незамеченным.

— Прошу прощения, сударь, что мы потревожили ваш покой, - вкрадчиво проговорил Ришелье. – Вы, кажется, дышали свежим воздухом.

Я мучительно пытался заставить хмельную голову думать быстрее. Самым разумным в сложившейся ситуации было бы изобразить мертвецки пьяного гуляку, который не то что кардинала, а мать родную не узнал бы в подобном состоянии.

Но вот он, Арман дю Плесси, стоял в двух шагах передо мной. В этой Богом забытой дыре он выглядел нелепо, но в то же время держался по-королевски самоуверенно, словно любой загаженный уголок Парижа по определению принадлежал ему. Он стоял на выходе из переулка, и скудный свет падал на него со спины, так что я видел лишь силуэт и узкое лицо, белым пятном выделяющееся на фоне мрака.

Отрешенно я размышлял о том, что бежать мне совершенно некуда, а драться с тренированной охраной, наверняка ожидающей приказа где-нибудь неподалеку – чистой воды самоубийство. Очень не хотелось умирать вот так, в слякоти и дерьме, на задворках борделя. Но и эта мысль словно бы принадлежала не мне, и не причиняла особого беспокойства.

Нарыв лопнул.

Острый, будто лезвие, образ, изначально спровоцировавший нагноение, рассек воспаленный нарост, и по моим венам хлынул поток безумия. Я взирал на Ришелье, ощущая дрожь, и страх тут был абсолютно ни при чем. Самой кожей я чуял власть, боль и силу, ложь и слезы, и понимал, что всю жизнь до этого я причащался не тем.

— Извольте отвечать, когда с вами говорят, - начал терять терпение Ришелье.

— Вы меня не помните, - вырвалось у меня, прежде чем я успел задуматься над тем, что собираюсь сказать дальше.

Ришелье склонил голову и, кажется, постарался рассмотреть меня более внимательно. Я не надеялся на узнавание, и был в отчаянии от того, что на сей раз встреча наша происходила при столь унизительных для меня обстоятельствах.

— Нам случалось встречаться?

— Три года назад, вы приезжали в семинарию к господину де Бэйзи.

В переулке воцарилось молчание, на протяжении которого Ришелье силился вспомнить. Он приблизился еще на шаг, протянул руку и взял меня за подбородок, заставляя поднять голову.

В ушах зазвенело.

— Ах, да. Вы – тот мальчишка, что подслушивал наш разговор. Опасная привычка – интересоваться чужими делами. Вы уже приняли сан?

— Нет, - отозвался я, чувствуя, как краснею. С одной стороны, меня переполняла ярость от его манеры говорить со мной как с нашкодившим босяком, с другой – в том месте, где его пальцы касались подбородка, кожу обжигало адским пламенем. Хватка сжалась, глаза сузились. – Нет, Ваше Высокопреосвященство.

— Священнику надлежит думать о Боге и о пастве, а ваши чаяния слишком сосредоточены на мирском, – кардинал окинул взглядом стены борделя. – Подумайте об обетах, сын мой. О целомудрии вам думать поздно, но всегда остается обет молчания.

Слова его были пропитаны ядом и лицемерием, и очень хотелось впиться ему в глотку, но для того ли, чтобы разорвать вену, или заставить задохнуться от стона – было не до конца ясно даже мне.

— Я прислушаюсь к совету, Ваше Высокопреосвященство.

Он, наконец, разжал пальцы, и я с огромным трудом заставил себя не тянуться следом за его рукой.

— Как вас зовут, сударь? – спросил Ришелье, набрасывая на голову капюшон.

— Рене Д’Эрбле, – я поклонился, молясь Господу, чтобы ноги не подвели меня.

— Ступайте с Богом, господин Д’Эрбле, и постарайтесь впредь, чтобы ваше поведение больше приличествовало будущему аббату, - напутствовал кардинал, разворачиваясь и покидая переулок. – Возвращаемся.

Две тени скользнули по противоположной стороне улицы и последовали за ним.

Я же, не в силах пошевелиться от стыда, гнева и желания, продолжал стоять, глотая слезы и острый, царапающий горло воздух. Я чувствовал себя той самой шлюхой, которую видел по пути сюда. Я и был тогда отвратительным и жалким созданием, алчущим и униженным.

Спустя десять минут я поднялся наверх, допил хмельную бурду прямо из бутылки и до рассвета мучил Лиз самыми непристойными вещами, что были мне тогда известны.

***

Поутру я возвратился в семинарию и, поднявшись по предусмотрительно скинутой из окна с вечера веревке, бросился на постель, зарываясь горящим лицом в прохладу свежих простыней. Каждая мышца, каждая косточка моего тела ныла, будто меня поколотили палками, череп раскалывался, а сердце пойманной птицей трепыхалось в груди. Мысли путались, то и дело перед внутренним взором возникали длинные, женственные пальцы, белизной и нежностью способные соревноваться с лепестками жасмина. Эти пальцы безжалостно выворачивали мне суставы, впивались в глазные яблоки, сдавливали горло, не давая вдохнуть. Из темноты на меня наплывало узкое насмешливое лицо, тут же сменяющееся посмертной гримасой нищего, и я, силясь закричать, мог лишь жалко хрипеть, разметавшись в бреду.

К обеду я сделался совсем больным, и всю следующую неделю промучился в приступах лихорадки. Семейный врач, немедленно вызванный моей матушкой, только разводил руками, не в состоянии понять причин, возбудивших болезнь в молодом крепком организме. Я же кривил рот, заклиная себя молчать и даже в полусознании не произносить вслух имя того, кто подверг меня этим страданиям.

Ночи все еще были невыразимо холодными и сырыми, однако, несмотря на запреты лекаря и увещевания здравого смысла, я выскользнул из плена четырех стен, едва смог стоять на ногах. Закутавшись в подбитый мехом плащ, я шагал по темным улицам к неприметному особняку, где кардинал предпочитал проводить время, когда в нем не нуждались при дворе. О местоположении этого жилища знали немногие, да и те, кто был поставлен в известность, предпочитали помалкивать, так что мне в свое время пришлось проявить недюжинную изворотливость, чтобы выведать сей адрес.

Теперь же я ощущал себя мотыльком, летящим на свет, чтобы сгореть заживо в пламени свечи, рыбой, что плывет навстречу своей судьбе наперекор течению, кидающему ее на острые камни. Та часть естества, что обретает глас, как правило, только под воздействием опыта и прожитых лет, кричала о безрассудстве подобного поступка, но вопли были слишком тихи, их заглушал шум крови в ушах, перебивал шелест крыльев, выросших за моей спиной.

Я представления не имел, что скажу лакею, который отворит мне дверь, как докажу право и необходимость увидеться с дю Плесси. Меня вела слепая самоуверенность молодости, подпитанная горячим желанием вновь узреть предмет одержимости. Я рассчитывал, что удачная импровизация, ослепительная улыбка и дворянское происхождение проведет меня сквозь все преграды.

Чем ближе, однако, я подходил, тем больше становился внутренний холод, сковывающий душу и мысли. Замороженный изнутри и обледеневший снаружи, я в нерешительности остановился в тени раскидистого, но ныне безлистного каштана, растущего неподалеку от ворот, ведущих к особняку. Атмосфера, царящая вокруг, полностью соответствовала характеру хозяина места, подчиняла себе и укрощала самый дерзкий нрав.

Я прислонился лбом к шершавой коре дерева, шепча ругательства вперемешку со словами молитвы, укоряя себя за несдержанность и трусость одновременно. В этот воистину печальный момент, на дорожке, ведущей от дома к воротам, послышались шаги. Узнав закутанный в плащ силуэт, я ахнул. Само провидение тем вечером было на моей стороне!

Кардинал мгновенно обернулся на звук.

— Кто здесь? Покажите себя! – велел он тоном человека, который привык, чтобы его приказам подчинялись.

Не ощущая под собой ног, я выступил из тени.

— Вы? – изумился кардинал, разглядев мое лицо. – Вы что же, следите за мной, сударь?

Я помотал головой, умоляя небо вернуть мне голос, ибо в тот момент волнение лишило меня возможности произнести хоть слово.

— В таком случае, объяснитесь, - потребовал дю Плесси, подходя ближе. – Что заставило вас сперва вызнать мое местонахождение, а после караулить мое появление, притаившись в укрытии? Подобное поведение свойственно убийцам и шпионам, господин Д’Эрбле.

Мне было доподлинно известно, что подобное поведение также весьма подходило безнадежно влюбленным, но, к счастью, я был слишком не в себе, чтобы немедленно сообщить об этом кардиналу.

— Я… - голос, наконец, вернулся ко мне. - Я хотел поговорить с Вашим Высокопреосвященством.

— О чем же таком срочном вы хотели поговорить, явившись под мои окна в начале одиннадцатого?

— О богословии.

Кардинал приподнял брови и прикрыл на секунду веками свои большие серые глаза. Когда он открыл их вновь – в глубине таял призрак настороженного изумления. Интуиция, не раз спасавшая ему жизнь, уже дала истинный ответ на вопрос, какого черта неоперившийся юнец околачивается у его дверей. Осторожность и недоверчивость все еще продолжали оспаривать этот не имеющий под собой никаких доказательств вывод.

Он медленно окинул меня взглядом.

— Сколь велико должно быть ваше замешательство, коль морозной ночью вы из всех собеседников выбрали самую неподходящую кандидатуру.

— Отчего же, монсеньор, - начал я, - именно вы не далее как неделю назад указали мне на необходимость более серьезно относиться к избранному пути. Я много думал над вашими словами, Ваше Высокопреосвященство, и понял, что вы, с вашей логикой и умом, можете прояснить для меня некоторые моменты веры, без осознания которых рукоположение невозможно. Прошу вас, разве позволите вы молодой душе погибнуть во тьме непонимания?

- Как причудлива порой бывает судьба, - вздохнул кардинал при виде жара, разгоревшегося на дне моих черных глаз. – Впрочем, на все воля Божья. Вы, господин Д’Эрбле, невероятно удачливы. Моей охране давно дано распоряжение сперва стрелять в любую подозрительную личность, и лишь потом задавать вопросы. Вы остались невредимы уже второй раз. Это говорит о том, что либо мне пора сменить охранников, либо Господь хранит вас. В любом случае, составьте мне компанию в моей прогулке, может, ваша удача распространится и на меня.

Сейчас, когда пусть не остротой мыслей, но количеством прожитых лет я превзошел дю Плесси, мне открылось, что тогдашний его поступок и в самом деле продиктован тем особенным видом суеверия, что заставляет нас сохранять в драгоценных шкатулках безделушки, кажущиеся нам реликвиями. Перебирая их в трудную минуту, мы находим там перстень, с которым не единожды выходили живыми из поединка, жемчужный крест, что приносил удачу в сделках. Даже простая пуговица иногда становится святой вещицей, коль именно ее вертели мы в руках, дождавшись у постели тяжелобольного его выздоровления.

Кардинал, благодаря своей смекалке и практичности, никогда не отказывался от возможности пополнить коллекцию реликвий, тем паче, если талисманы сами рвались оказаться в его руках. Как человек, всегда ставящий целесообразность на первое место, он, к тому же, знал, что в случае чего цепочкой от креста можно задушить, перстнем – рассечь артерию, а пуговицей – выбить глаз.

Тем вечером мы шагали с ним по заметенным улицам Парижа, оставаясь неузнанными редкими прохожими, затерявшиеся в полумгле. Близость этого человека вкупе с не вполне прошедшей болезнью заставляли мою голову кружиться. Путая все подряд учения, я то доказывал собственную склонность к теоретически точным выводам, то сбивался и начинал поддерживать чисто эмпирический подход к познанию мира и, соответственно, Бога, то вдруг принимался защищать мистические представления о вере, ее надрациональную природу.

— Позвольте, господин Д’Эрбле, разве не вы пару минут назад утверждали, что всякое божественное начало должно так или иначе проявить себя, дабы обычные люди, глядя на Чудо, уверовали, по средством зрения убедив свое сердце и свой разум в существовании высшей силы? – спрашивал кардинал, ступая неспешно, но твердо по обледенелой мостовой Старого города. Мысли его были заняты беседой лишь отчасти, а взгляд направлен больше вовнутрь, чем наружу.

— Но ведь самому Сыну Божьему приходилось доказывать Свою природу, свершая вещи… - горячился я, блуждая в выводах. Глаза мои затуманились от сурового ветра, дувшего с Сены, руки заледенели. В сыром дыхании ночного Парижа мне чудился аромат вербены, и все мое тело обмирало при мысли, что этот дух может исходить от моего спутника.

— И разве вы сами присутствовали при этом, сын мой? – чуть улыбаясь, перебил меня кардинал.

— Нет, но остались свидетельства в Святом Писании! – воскликнул я.

— По вашему разумению, Святое Писание – только буквы, слова, записанные якобы теми, кто стал свидетелями Чуда. Их опыт не передается вам посредством чтения, так что эмпирический путь закрыт для вас. Остается слепой мистицизм, вера, основанная на желании верить.

Услышав укор в этом утверждении, я бросился отстаивать новую точку зрения с горячностью неофита. Все знания и умения вести богословские споры таяли при виде серых глаз, растворялись в аромате вербены.

— Значит, вы считаете, монсеньер, что такая вера менее истинна, чем доказанная разумом? А как же быть с чувствами, с тем рвением, тем огнем, что разгорается в нашей душе, и толкает нас на поступки, такие, что мы никогда в жизни не совершили бы иначе, чем во имя веры, во благо Господа? Как быть, когда сама мысль о существовании без высшего смысла невозможна? Как быть с теми, кто никогда не видел священных строк и не наблюдал никаких проявлений Божьих на земле, и все же продолжает верить истово и безоговорочно?

— Кажется, дорогой мой Рене… - в тот миг мы вышли на набережную, и голос дю Плесси замер, перехваченный дыханием реки, а тон внезапно смягчился, - вы в своих рассуждениях ушли случайно от теологии к поэзии, и аллегории ваши терзают мой слух своей непреднамеренной прямотой. Ваша горячность делает вам честь, но в подобных разговорах, поверьте, собеседники больше оценят хладнокровие и последовательность.

— В подобных?.. – я задохнулся тоже, оглядываясь назад и понимая, куда завел меня чересчур длинный язык.

— В богословских беседах, разумеется, - спокойно заметил кардинал, плотнее укутываясь в плащ. – Слышите, часы бьют полночь. Пора возвращаться.

— Но… монсеньер, вы так и не высказали собственного мнения! – отчаянно прошептал я, боясь, что сейчас меня навсегда отошлют прочь. В первый раз в жизни тогда я всерьез усомнился в собственных неотразимых чарах, и ужас, рожденный этим ощущением, пустил росток в вожделении, уже распустившемся в моем сердце, добавляя в цветение оттенок извращенности, испорченности.

Отстраненность в лице кардинала резала меня, как ножом, но его слова подарили мне надежду.

— Приходите сюда завтра, в то же время. Если обстоятельства позволят – мы продолжим наш разговор, - объявил он, несомненно уже мысленно определяя в каких целях я смогу оказаться действительно полезен.

С этим напутствием я и удалился, ожидая следующего вечера со сладковатой безысходностью.

***

Впрочем, терпение, как известно, добродетель, и Бог не преминул провести меня и через испытание временем. На протяжении двух недель я продолжал проводить вечера под каштаном. Пару лет спустя мне предстояло произнести сакраментальное «Кардинал не дама, разговор пойдет не о любви». К сожалению, это утверждение соответствовало действительности. Будь дю Плесси даже самой богатой и влиятельной герцогиней Франции, уже на третий день я проник бы на порог желанной спальни.

В сложившейся же ситуации, погрязнув в философских и теологических выкладках, я позволял себе лишь взгляды и вздохи в те редкие разы, когда кардинал имел возможность спуститься на вечернюю прогулку.

Разумеется, его любопытство и корыстный интерес человека, не привыкшего разбрасываться возможностями, помноженные на мою в сотни раз возросшую жажду, привели ко вполне закономерным последствиям.

— Вы, Рене, вследствие своего особенного склада характера, вряд ли сможете постичь принципы веры, которые я считаю непреложными, - негромко говорил кардинал одним из вечером в начале апреля, поворачивая на улицу Феру. – Вы считаете себя существом совершенным, тем самым приравнивая себя к Богу, делая его наличие необязательным. Для меня же мое несовершенство является доказательством того, что есть в идеальном мире идеальная личность, такая, к образу которой все мы должны стремиться. Личность эта и является Богом.

Впервые за всю весну в воздухе веял дух талого снега и пробивающейся в полях травы. Я сменил тяжелый меховой плащ на легкую бархатную накидку лилового цвета. Дю Плесси в темно-сером облачении, делающем его похожим на тени среди теней при свете полной луны, остановился под навесом заброшенной гостиницы. Впервые за несколько дней его не мучили мигрени, и это было видно по тому, как разгладились складки на его высоком лбу, как, напротив, снова стали собираться паутинкой морщины в уголках глаз, когда его тонкие губы трогала задумчивая улыбка. Я откровенно любовался его аскетичным лицом и станом, научившись за несколько встреч различать под внешней неприступностью ту ранимую неуверенность, граничащую с паранойей, что так свойственна сильным мира сего.

— Не хотите ли вы упрекнуть меня, монсеньер, что я, словно Нарцисс, способен любить лишь свое отраженье? – поинтересовался я, стягивая шляпу и позволяя игривому южному ветру запутаться в моих вороных локонах. Болезнь полностью оставила меня, и я знал, что на щеках моих играет здоровый румянец, а глаза загадочно блестят в холодных лунных лучах. Я чувствовал силу пробуждения, способную растопить любой лед, и сердце мое радостно вторило апрельской капели, подпевало ручьям, звенящим со всех сторон.

— Отнюдь, сын мой. Нарцисс был наказан за холодность, в вас же предостаточно огня, хотя, боюсь, это адское пламя, мой милый Рене. Будь вы одержимы, из вас можно было бы изгнать демона, но вы же – сам демон.

— Значит, мне нет спасения? – промолвил я, вставая под навес тоже, скрываясь от посторонних глаз. В моей груди будто и вправду бушевал пожар. В наклоне чужой головы, в звучании слов мне слышалась надежда, и я как никогда полагался на свой идеальный слух, ибо в случае ошибки меня ждала мучительная гибель.

— Научитесь истинной кротости, а не тому кокетству, что вы выдаете за смирение, превратите недостатки в достоинства, словом – обуздайте дикое пламя, как когда-то первые люди, изгнанные из Рая, и…

Находясь как бы в тысяче лье от того навеса, я наблюдал, как распахнулись глаза кардинала, когда я заставил замолчать этот ядовитый рот. На вкус тонкие губы оказались солоноватыми и твердыми, неподвижными, сводящий с ума аромат вербены исходил от сухой кожи волнами. Не смея ожидать ответа, я еще секунду прижимался своими пылающими губами к его лицу, чувствуя, что умираю, умираю прямо сейчас, моля о пуле между лопатками как о высшей награде, ибо мое наслаждение и мое мучение выворачивало душу наизнанку.

Кардинал не шевельнулся, только ресницы вновь опустились, и тогда я отступил.

— Что ж, служители церкви должны уничтожать демонов, - прошептал я, не смея поднять глаза, делая еще шаг назад, - не молчите, монсеньер, дайте же команду…

— Рене, – я почувствовал его пальцы, впивающиеся в локоть, как тогда, в бреду. – Не будьте ребенком.

Вырвавшись из хватки, я взглянул-таки ему в лицо. Весь его профиль приобрел странное, одновременно хищное и беспомощное выражение, какое случается увидеть у орлов с подстреленным крылом. Привыкший к капризам юного короля, он с усталостью взирал на еще одного своенравного мальчишку.

Он должен был раздавить меня тогда, но вместо этого я интуитивно ощущал, как ему льстит мое внимание, такое понятное и безопасное, по сравнению с привязанностью Людовика.

— О, поверьте, монсеньер, меньше всего на свете я желаю, чтобы вы считали меня младенцем, не способным отвечать за свои поступки, - ответил я с жаром. – И, кажется, я только что ясно дал вам понять, что чувство, которое я испытываю к вам, выходит далеко за пределы детской привязанности или простого восхищения кумиром.

— О, как вы еще наивны, - усмехнулся, не сдержавшись, дю Плесси.

— Пусть так, зато я не столь изощренно жесток, как Ваше Высокопреосвященство, - горько произнес я, глотая ком в горле и обиду. Луна скрылась за облаками, я снова шагнул в сторону.

— Рене! – он вновь взял меня под локоть и притянул ближе, под сень навеса. – Скажите, вы вполне понимаете, что вы предлагаете мне?

— Так же ясно, как и вы с первой встречи поняли мои настоящие мотивы, - ответил я, опять собираясь развернуться и уйти. Ощущение всемогущества испарилось, оставив в сердце гадкий привкус неутоленного желания и разросшееся разочарование от собственного бессилия. От вербены першило в горле, а на глазах выступали слезы. Все это требовало немедленного выхода, но я совершенно не владел шпагой, и не мог вызвать обидчика на дуэль, а если бы и мог – разве не кардинал стоял передо мной, человек, который спустя десять лет станет первым лицом государства?

— Рене, будьте осторожны, - вкрадчиво предупредил дю Плесси, больше не прикасаясь ко мне, но влияя на меня одним только звучанием своего голоса. – Я дважды останавливал вас, третьего раза не будет. Если вы жалеете о своей браваде и намерены идти – идите теперь же. Если нет…

Я замер, не решаясь поверить собственным ушам.

— Что в этом случае, монсеньер? – спросил я мгновенно охрипшим голосом.

— Следуйте за мной, господин Д’Эрбле, - бросил кардинал, проходя так близко, что ткань его плаща скользнула по тыльной стороне моей ладони.

— Хоть в ад, - рассмеялся я от неожиданности.

— Вполне возможно, мой Рене, - покачал головой дю Плесси, - вполне возможно.

***

Минут десять мы молча петляли в переулках неподалеку от колокольни Святого Якова, пока, наконец, не вышли к невзрачному, но довольно крепкому на вид дому, расположенному на купеческой улице, рядом с кондитерской Ферме. Судя по вывеске, в переднем помещении интересующего нас дома торговали тканями и лентами, не слишком, впрочем, успешно, учитывая покосившиеся, давно не крашенные ставни и облупившуюся штукатурку. Проигнорировав закрытую на ночь дверь, кардинал подошел к калитке, ведущей в узкий проулок между кондитерской и портновской лавкой. Он потянул за щеколду, на которой не оказалось замка, и бесшумно отворил створку. Я проследовал за ним, обращая внимание, что двум людям, идущим навстречу друг другу, совершенно невозможно будет тут разойтись, а храбрый воин, поставленный здесь в засаде, сможет оборонять проход от тысячи бойцов.

На заднем дворе, почти примыкающем к берегу реки, обнаружился крошечный сад. Мне показалось, что сквозь голые, склонившиеся к самой воде ветки виднеется пляшущая на волнах лодчонка.

В любое другое время я бы восхитился подобной предусмотрительностью, но сейчас существовала опасность, что произнесенный звук случайно разрушит хрупкий сон, в котором я имел счастье оказаться. Да, да, конечно сон, потому как реальность не могла стать вдруг столь благосклонна к моим чаяниям.

Я боялся поверить своим глазам, неотрывно глядевшим в спину идущего впереди Ришелье, своим ушам, для которых предназначалось короткое «поверни ключ в замке», после того, как мы оказались в комнате позади торгового зала.

Пока я запирал дверь, кардинал с уверенностью человека, которому прекрасно известно расположение мебели в помещении, в полной тьме прошел к столу и зажег единственную свечу.

Свет озарил комнату, открыв взору скудную обстановку. Посередине стоял грубо сколоченный стол, перекочевавший сюда явно из какого-то второсортного трактира. Прочую мебель составляли простое деревянное кресло, придвинутое к столу, да узкая, даже на вид жесткая кровать без балдахина. Напротив кровати чернела пасть холодного мертвого камина.

Подсвеченное снизу пламенем свечи, лицо Ришелье приобрело загадочное потустороннее выражение древних кладбищенских статуй.

Меня начала бить дрожь, частично от волнения, частично – от промозглого холода, заполнявшего непротопленную комнату. Бросив на меня долгий, все подмечающий взгляд, кардинал кивнул на камин.

— Не сочтите дерзостью, шевалье, - начал он сочащимся вежливостью голосом, - но не могли бы вы развести огонь и спасти мои старые кости от мучений, приносимых здешней сыростью.

В своей фразе он соединил мой титул с просьбой, больше напоминающей приказ слуге, и жалобу на собственную слабость, больше напоминающую оскорбление моей юношеской глупости.

Будь природа моих чувств несколько иной, его слова, орудия нападения при первом приближении, на деле же являющиеся механизмом защиты, возымели бы свое действие. Но его расчет на то, что нервные мальчишки склонны к драме, услышав резкое суждение из уст объекта влюбленности, не оправдался.

Да, я был взволнован, нервы мои были на пределе, однако я взирал на дю Плесси вовсе не как Икар на солнце, испуганный и восхищенный. Я ощущал себя Фенриром, оказавшимся перед луной. Холодное сияние ранило и ослепляло, но голод был многократно сильнее.

Молча рванув застежку у горла, я скинул плащ и прошел к камину. Провозившись несколько минут с отсыревшими дровами и огнивом, я заставил пламя разгореться. Жар тут же согрел мои окоченевшие пальцы, коснулся и без того пылающего лица.

Я обернулся и нашел Ришелье сидящим у стола. Плащ его покоился на спинке кресла, кружевной воротник белел в полутьме – кардинал задул свечу, и единственным источником света стал потрескивающий очаг. Невозможно было толком разглядеть его глаза, тем более – прочесть в них что бы то ни было. Он сидел прямо, но не напряженно, о чем свидетельствовали руки, спокойно поглаживающие жесткие подлокотники. Закинув ногу на ногу, он выглядел чуть скучающим зрителем, пришедшим на представление. Я, стоя в круге света, начал догадываться о его намерении. Кровь бросилась к моим щекам, на лбу выступил пот.

— Мне кажется, вам жарко у огня, Рене, - произнес Ришелье задумчиво.

О, я действительно почти горел, но камин был абсолютно ни при чем. Кровь, расцветившая лицо розами румянца, поспешила в противоположном направлении.

— Что же мне сделать, монсеньер? – спросил я, едва слыша собственные слова.

Семинарист Д’Эрбле погибал от волнения, демон Д’Эрбле погибал от желания, Фенрир, готовясь стать пеплом, разинул пасть.

— Разденьтесь.

Где-то вдалеке скрипнули весла в уключинах, но я подумал, что это лязгнули челюсти.

Медленно я поднял руки и принялся расстегивать камзол. Сбросив его, я перешел к поясу, на котором в ту пору еще не было ни шпаги, ни пистолетов. Когда пояс последовал за камзолом, настало время тонкой батистовой рубашки, легко соскользнувшей с моих плеч.

Ришелье, молча наблюдающий за мной, вдруг жестом попросил меня остановиться.

— Перейдите на кровать. В отсутствии камердинера сапогами проще будет заняться там.

Не споря, я шагнул к постели. Грубое шерстяное покрывало кололо кожу, когда я лег на него, избавившись от оставшейся одежды.

Сейчас, на седьмом десятке, я все еще сохраняю тонкий стан, хорошую осанку и легкость фигуры, хотя старость и не обделила меня ни морщинами, ни болезнями, ни сединой. Тогда же, в двадцать лет, я имел все основания гордиться своим телом, не стесняясь в любовных утехах выставлять напоказ длинную шею, гладкую кожу, изящные ноги. Не обладая чересчур развитой мускулатурой, я считал своими сильными сторонами стройность, не переходящую в жилистость, и гибкость, скорее хищную, чем женственную.

Раскинувшись в том тайном убежище на неудобном ложе, я не стыдился своей наготы, ожидая, что сейчас, плененный зрелищем, кардинал подойдет ближе, чтобы самому принять участие в спектакле.

— Монсеньер, мне снова холодно, - прошептал я, обращая на него свой потемневший взор.

Ришелье остался неподвижен и внешне бесстрастен.

— Прикоснись к себе, – его голос также не выражал ни нетерпения, ни желания, будто он просил меня передать соль за обеденным столом. Сердце мое сжалось от этого безразличия.

— Но это не согреет меня, – я+ почти застонал.

— Разве ты не обещал следовать за мной даже в ад, Рене? – вкрадчиво спросил кардинал со своего места. – Разве ты не знал, что девятый круг ада холоден, как могила?

— Я не заслужил этого, монсеньор, я верен вам, - ответил я, почти против воли касаясь пальцами своей груди, ведя по чувствительной коже.

— О, нет, Рене, ты верен только себе. И я хочу видеть, как ты ласкаешь себя, ты слышишь, Рене?

— Да, - выдохнул я тяжело, опуская руку ниже. – Да, я слышу…

Следующие минуты стали самыми долгими в моей жизни. Униженный, но не в силах остановиться, я метался по кровати, выгибался в агонии на колком одре. Я то зажмуривался, не в силах глядеть на недвижимую фигуру, то напротив, искал внимания, стараясь уловить малейший проблеск интереса. Быть может, я обманывал себя мыслью, будто могу рассмотреть побелевшие костяшки пальцев, впившихся в подлокотники. Быть может, волк обезумел от голода, когда зубы его сомкнулись на отражении, холодном и бесплотном.

В очередной раз в моей жизни наступал переломный момент, после которого еще можно было бы спасти несчастную душу.

Я бросил на Ришелье последний отчаянный взгляд, прежде чем природа взяла свое, и я, содрогнувшись в конвульсиях, обмяк на кровати. Лежа в тишине, в изнеможении прикрыв глаза, я старался сдержать судорожные вдохи, чтобы не пропустить звук ключа, поворачивающегося в замке, чтобы услышать завывание сквозняка, когда дверь распахнется, выпуская на улицу неблагодарного зрителя.

Я был уверен, что сразу после его ухода я погибну, сокрушенный обломками своей гордости.

Я понимаю сейчас, что лучше было бы ему уйти, оставив демона умереть от голода.

Оставив мне самого себя.

Но вместо скрипа двери я услышал скрип пружин, вместо холодного сквозняка почувствовал теплое дыхание, запах вербены, от которого демоническое пламя выросло стократно, уничтожая последние следы прежнего Рене.

Читайте продолжение в комментариях

Скачать все	Читать на WTF	Читать в дневнике

© WTF Richelieu 2014

@темы: текст, выкладки, wtf 2014

---

Визитка WTF Richelieu 2014

WTF Ришелье 2014. Визитка

Канон

Многие из вас читали роман Дюма «Три мушкетера», практически все смотрели хотя бы одну из многочисленных его экранизаций (порой весьма далеких от первоисточника). И у энного количества людей возникал вопрос: погодите, как это? Как такое выходит, что главный злодей всячески печется о благе своей родины, а главный герой, интересующийся только женщинами и попойками в кругу товарищей, главному злодею мешает? На минуточку: здесь все нормально с сюжетом? Люди, задающие подобные вопросы, как правило, обращаются к исторической литературе и делают для себя потрясающие открытия. Главное из этих открытий – подлинная личность таинственного и неоднозначного Армана Жана дю Плесси, герцога де Ришелье, «красного кардинала», первого министра при короле Людовике XIII.

Никакой художественный вымысел не способен скрыть обаяния нашего героя. Но никакой художественный образ не способен передать всей полноты этого обаяния. Современники описывают его как человека, способного очаровать любого, кто впервые с ним столкнется.

И все-таки, большая часть тогдашних граждан Франции – дворян, крестьян, духовенства – испытывали к первому министру нескрываемую ненависть. Поводов было много. Начиная с жестких законов и заканчивая непонятными для большинства нововведениями. Но все меры, принимаемые Ришелье, служили двум целям: укреплению монархии и созданию мощного государства. И этих целей он достиг. К концу его жизни гегемония Габсбургов в Европе была практически сломлена, а французский король превратился из первого среди равных в полноценного главу государства. Высшая аристократия была призвана к порядку, а гугеноты, при Генрихе IV создавшие фактически государство в государстве, лишились своих привилегий - но не прав. За свою веротерпимость и лояльное к ним отношение Ришелье заслужил прозвище «кардинал еретиков».

Вопреки сложившемуся мнению, безжалостный министр в обычной жизни был человеком великодушным и тонко чувствующим. Всю жизнь его мучили тяжелые болезни, вопреки которым он работал днем и ночью, командовал армией, перенося все тяготы походной жизни, до последних дней активно участвовал в управлении государством.

Сегодня французы более всего благодарны кардиналу за его вклад в развитие культуры. Он был одним из самых крупных меценатов своего времени и сам был не чужд занятий искусством: прекрасно играл на лютне и занимался сочинением стихов. Ришелье оказывал содействие первой типографии, а его масштабные заказы были источником заработка для многих известных художников и поэтов того времени. Но, пожалуй, самое прославленное его деяние – учреждение Королевской Академии, которой он оказывал покровительство.

Ришелье – человек эпохи барокко, для которой характерно балансирование между мирами. Слишком светский для епископа, слишком религиозный для министра, «красный герцог» и по сей день остается одной из самых удивительных и загадочных личностей в истории. Нам хочется верить, что интерес к нему проявится с новой силой, а историческая правда одержит победу над клеветой.

Персонажи

Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье, кардинал. Был госсекретарем с 1616 года и первым министром с 1624 года до дня своей смерти.

Он непрерывно боролся с грандами и привилегиями знати. Активно участвовал в устранении гегемонии Габсбургов в Европе, для чего не брезговал заключать союзы с протестантами. Реконструировал Сорбонну и передал ей одну из лучших в Европе библиотек. Также считается создателем Французской академии.

Ришелье - пожалуй, самый по-черному отпиаренный политический деятель всех времен и народов. В превращении выдающегося, хоть и неоднозначного политического деятеля в доктора Зло повинен Александр Дюма-старший. Образ коварного церковника, плетущего козни против всего светлого и свободного, что есть во Франции, с радостью подхватили другие литераторы, а вслед за ними и кинематографисты.

Это интересно. Кардинал основал город имени самого себя. Город располагается в регионе Сантр, в департаменте Эндр и Луара.

Разрыв шаблона. Ришелье не был влюблен в королеву Анну Австрийскую. А вот любовником королевы Марии Медичи, матери Людовика XIII, он, по мнению некоторых исследователей, был - и он же стал причиной ее изгнания из Франции, поскольку ее политические симпатии шли вразрез с государственной политикой.

Людовик XIII Справедливый — король Франции и Наварры из династии Бурбонов. Отец «короля-солнца» Людовика XIV. Вступил на престол в возрасте 8 лет после того, как был убит его отец — Генрих IV. Был женат на инфанте Анне Австрийской, дочери испанского короля Филиппа III. В тандеме со своим главным министром Ришелье проводил политику, направленную на усиление влияния Франции на международной политической арене и расширение ее территориальных владений.

Это интересно. Король никогда не сидел без дела. Он был токарем, оружейником, умел чеканить монеты, плести корзины, шить, стеклить окна, изготовлять силки и сети, был искусным цирюльником, садовником и огородником, а также прекрасным поваром. Он играл на музыкальных инструментах, пел, танцевал, сочинял стихи, песни, ставил балеты. При этом он любил физические упражнения - охоту и спортивные игры, был хорошим наездником и неутомимым ходоком, был человеком смелым и рисковал собой наряду с солдатами.

Разрыв шаблона. Традиционное изображение Людовика как послушной марионетки в руках коварного кардинала неправдиво. Ришелье предпринимал свои шаги только с одобрения короля. Тот, в свою очередь, хоть и неоднократно давал министру ощутить тяжесть своей подозрительности или недовольства, высоко ценил кардинала, предпочитая его даже собственной матери и брату.

Отец Жозеф Парижский, Франсуа Леклерк дю Трамбле, по прозвищу Серый кардинал — государственный деятель Франции, монах капуцинского ордена.

Дворянин по происхождению, изначально он хотел сделать карьеру военного, однако в 22 года принял постриг в монастыре капуцинов. Познакомился с Ришелье, когда тот был еще епископом Люсонским, стал его ближайшим другом и помощником. Проводил политику Ришелье-министра в особо важных зарубежных миссиях. Считался лучшим дипломатом Европы того периода.

Это интересно. В четыре года будущий помощник Ришелье уже знал латынь, а чуть позже овладел древнегреческим. В восемь лет ему было доверено произнести надгробную речь на латыни над телом знаменитого поэта Ронсара, друга их семьи, продолжавшуюся более часа. В шестнадцать лет он свободно читал на древнееврейском языке.

Разрыв шаблона. Современная "форменная одежда" ордена капуцинов, в котором состоял отец Жозеф, светло-коричневого цвета, а не серого. Существует утверждение, что в 17 веке официальным цветом ордена был серый. Однако другие источники сообщают, что светло-коричневый и серый цвета тогда называли одним словом "gris".

Мария Медичи — королева Франции, жена Генриха IV, вела свой род от великих герцогов Тосканских, первых королей Польши (Ягайло), Венгрии и Чехии (Ягеллоны, а затем Габсбурги), германских императоров Габсбургов (Максимилиан I, Фердинанд I), королей Арагона (Фердинанд Католический) и Кастилии (Филипп Красивый, Хуана Безумная). Фамилию Медичи носили трое пап: Лев X, Клемент VII и Лев XI.

Мария Медичи родила Людовика ХIII, будущего короля Франции, и еще пятерых детей. После гибели мужа она осталась регентом при малолетнем Людовике XIII, и опиралась в своем правлении на испанскую партию. Именно в этот период ее приближенным становится молодой епископ Люсонский Арман-Жан дю Плесси, будущий Ришелье, которого она впоследствии делает министром. Именно этот бывший фаворит фактически отстранил королеву-мать от дел, и она бежала в Брюссель, затем переселилась в Англию, потом в Кельн, где и умерла в одиночестве и бедности в доме художника Рубенса.

Это интересно. Существует легенда, что сиенская монахиня Пасситея предсказала Марии Медичи, что она станет королевой, поэтому упрямая Мария решила, что она станет королевой Франции, и никакой другой страны. Ей не раз делали предложения, но принцесса упорно отклоняла их, несмотря на несладкую сиротскую жизнь при дворе дяди, Фердинанда I, великого герцога Тосканского. В возрасте 27 лет она все-таки вышла замуж за французского короля. За брак с Марией "добрый король Анри" запросил аж полтора миллиона золотых экю. Великий герцог нашел претензии Генриха IV чрезмерными, и после длительных переговоров назначили сумму шестьсот тысяч золотых экю.

Разрыв шаблона. Когда Генрих в 1610 году хотел отправиться с войском в Германию для поддержки протестантов, он короновал жену в Сен-Дени. На следующий день король был убит фанатиком Равальяком. Подозрение, что Мария была соучастницей этого заговора, так и не было с нее снято историками.

Анна Австрийская — королева Франции, супруга короля Людовика XIII, дочь испанского короля Филиппа III. Эпитет «Австрийская» означает принадлежность к австрийской ветви династии Габсбургов. Считалась первой красавицей среди властительниц Европы.

Когда ей исполнилось 14 лет, Анна обвенчалась с Людовиком XIII, однако отношения между супругами не ладились. К тому же у королевы случались выкидыши, и брак принес плоды только спустя 23 года. Так появился на свет "король-солнце" Людовик XIV, а через 2 года - его младший брат Филипп I Орлеанский.

В молодости Анна пыталась проводить во Франции происпанскую политику и поддерживала заговоры против Ришелье, однако, став после ранней смерти мужа регентом при малолетнем Людовике XIV, фактически продолжила дело кардинала, сделав первым министром его ставленника Джулио Мазарини.

Это интересно. Различные исследователи утверждают, что Людовик не был отцом "короля-солнце". В качестве возможных вариантов называют, в том числе, и самого Ришелье, и его верного шпиона Рошфора, и бастарда Генриха IV, графа Антуана де Море, а романисты - даже Д`Артаньяна. Впрочем, ответа на этот вопрос пока нет.

Разрыв шаблона. Брак Людовика XIII и Анны Австрийской несколько раз был на грани распада. Однако от последнего шага короля удерживал - в государственных интересах - все тот же кардинал Ришелье, против которого постоянно плела интриги Анна и которому романисты нередко приписывают желание узурпировать власть и/или завладеть королевой.

Гастон Жан Батист Французский, герцог Орлеанский - младший сын короля Генриха IV и Марии Медичи, брат Людовика ХIII.

До 1626 года именовался герцогом Анжуйским, затем, после женитьбы на богатейшей герцогине де Монпансье, Марии Бурбон, получил титулы герцога Орлеанского, графа Шартрского и графа Блуа. Носил при жизни брата, Людовика XIII, титул «Месье», до рождения Людовика XIV являлся престолонаследником.

Без его участия не проходил ни один мятеж, не готовился ни один заговор. Но Людовик XIII каждый раз прощал брата, наказывая лишь его окружение. Гастон поднял против короля и кардинала Ришелье мятеж в Лангедоке, затем, будучи прощен, участвовал в заговоре Сен-Мара с целью сместить и убить Ришелье в 1642 году, избежал казни, но был лишен прав на регентство в случае смерти короля. После смерти брата назначен наместником королевства при регенте Анне Австрийской, командовал войсками Франции против Испании. Во время Фронды постоянно переходил с одной стороны на другую. Мазарини приказал выслать его в Блуа, где Гастон и умер.

Это интересно. Дочерью Месье была Анна Мария Луиза Орлеанская, герцогиня де Монпансье, известная как «великая мадемуазель», активная участница Фронды, автор известных «Мемуаров».

Разрыв шаблона. Гастон Орлеанский, совершенно убежденный в том, что старший брат всегда его простит, открыто высказывал бунтарские идеи, а на деле каждый раз легко предавал своих сторонников. Его роль в заговорах историки называют «бесполезной, абсурдной и бесчестной», а его репутацию — «весьма сомнительной». Так что нелепые заговоры Гастона лишь помогали кардиналу де Ришелье проводить политику жесткого подчинения зарвавшихся грандов.

Шарль-Сезар де Рошфор — французский авантюрист на службе кардинала Ришелье, его доверенное лицо и посланник по особым поручениям.

О его жизни мы, как, впрочем, и обессмертивший имя загадочного графа Александр Дюма, можем узнать из вышедших анонимно мемуаров, написанных известным французским писателем Гасьеном де Куртилем. Среди историков и литературоведов нет единого мнения насчет документальности событий, о которых повествуется в «Мемуарах графа Рошфора». Отметим, однако, что все упоминания кардинала Ришелье в «Мемуарах» исполнены сыновней любовью.

Утратив мать при рождении, будущий порученец кардинала сбегает из дому с цыганским табором, в 14 лет попадает на службу на границе с Испанией, совершает подвиг, Ришелье отмечает его и делает своим пажом. Впоследствии неуловимый Рошфор раскрывает заговоры против Ришелье и Франции, а также выполняет множество другой работы. Свою жизнь, как гласят мемуары, он заканчивает в монастыре.

Это интересно. В мемуарах Куртиля говорится, что Рошфор родился четырехмесячным, и отец его, не рассчитывая, что сын выживет, начал приискивать себе новую жену. Однако ему катастрофически не везло с женщинами - в частности, Рошфор-старший женился на клейменой преступнице, которую казнил наподобие того, как Атос расправился с миледи. Так что теперь мы знаем, откуда Дюма почерпнул эту драматическую историю

Разрыв шаблона. У Дюма Рошфор впервые встречается с д`Артаньяном в Менге после раскрытия заговора Шале против кардинала, и выглядит как "дворянин лет сорока, высокого роста и важного вида". На самом деле, если принять допущение историка Евгения Черняка о годах жизни Рошфора (1605-1690), то на момент раскрытия заговора Шале (1626 год) французскому Джеймсу Бонду был 21 год.

Мари Мадлен де Комбале, герцогиня д'Эгийон - племянница кардинала Ришелье, дочь его сестры Франсуазы дю Плесси и ее мужа Рене де Виньеро.

Рано потеряв мужа, хотела уйти в монастырь кармелиток, однако по настоянию дяди-кардинала переехала к нему. Стараниями Ришелье была сделана придворной дамой Марии Медичи и герцогиней д'Эгийон. Она оставалась с Ришелье до самой его последней минуты и утешалась его словами, обращенными к ней: «Помните, что я любил Вас больше, чем всех других».

Замуж она больше не выходила, несмотря на поступавшие ей предложения руки и сердца. Есть даже мнения, что сам Ришелье искал для нее руки какого-нибудь весьма знатного вельможи или даже брата короля, Гастона. После смерти кардинала она отказалась от всех данных ей титулов и полностью посвятила себя благотворительности. Помогала в устройстве приютов для найденышей, госпиталей для бедных, в 1639-ом году ею была основана "Главная больница" в Квебеке.

Это интересно. Герцогиня также была патронессой драматурга Пьера Корнеля, который в 1626-ом году посвятил ей свою трагедию "Сид".

Разрыв шаблона. Существует версия, что на самом деле Мари-Мадлен была любовницей Ришелье и даже родила от него нескольких детей, слухи о таком положении дел ходили еще при жизни кардинала.

Джулио Мазарини, по-французски Жюль Мазарен — церковный и политический деятель и первый министр Франции.

Молодой Джулио по рекомендации князя Колонна поступил на службу в папскую курию, где проявил себя способным дипломатом. В 1630 году он был послан во Францию, познакомился с Ришелье и фактически стал его агентом в Италии. Впоследствии перешел на французскую дипломатическую службу и по протекции Ришелье стал кардиналом. Занял при первом министре место умершего отца Жозефа. По предсмертной просьбе кардинала, король Людовик XIII назначил Мазарини членом королевского совета, а после смерти короля он, покорив сердце Анны Австрийской, стал первым министром.

Это интересно. Крупный знаток библитечного дела современности Альфред Франклин считал, что самыми известными крупными библиофилами XVII века являлись три великих министра Франции - Ришелье, Мазарини, Кольбер. Собрание книг кардинала положило начало старейшей публичной библиотеке Франции, известной ныне как Библиотека Мазарини. Собранный книжный фонд при Мазарини насчитывал 14400 ед. хранения. В коллекции библиотеки находится одна из Библий Гутенберга, известная как Библия Мазарини.

Разрыв шаблона. Мазарини был так называемым кардиналом-диаконом - не будучи посвященным в епископы, он сразу после диаконского сана получил красную кардинальскую шапку. Такие случаи в римской курии тех времен не были чем-то из ряда вон выходящим - Римский папа мог делать изъятия из правил назначения. Рукоположение в диаконы было самым удобным для светских претендентов на кардинальскую должность, поскольку только статус диакона давал возможность своему владельцу возможность прервать церковную карьеру, отказавшись от всех должностей, что было особенно ценно, если подворачивался выгодный брак.

Джордж Вильерс, 1-й герцог Бекингем — английский государственный деятель, фаворит и министр королей Якова I и Карла I Стюартов.

Джордж Вильерс происходил из небогатой дворянской семьи из графства Лестершир. В 1614 году он был представлен королю Англии и Шотландии Якову I и стал его фаворитом. Помимо титулов, Бекингем получил множество государственных должностей: шталмейстер, главный судья выездной сессии, лорд-стюард Вестминстера, лорд-адмирал Англии. Бекингем стал фактически главой английского правительства и при Якове І, и при Карле I. Он выступал за агрессивную внешнюю политику Англии, поддерживая идею вступления страны в Тридцатилетнюю войну на стороне протестантских князей.

Деятельность Бекингема подвергалась резкой критике со стороны парламентской оппозиции. Парламент неоднократно обвинял Бекингема в нарушении национальных интересов и требовал суда над ним. 23 августа 1628 года бывший военный Джон Фельтон проник в апартаменты Бекингема в Портсмуте и вонзил нож в его грудь.

Это интересно. Бекингем был одним из авторов проекта, который сделал производство и экспорт сукна монополией британского государства, что принесло в королевскую казну огромные доходы; подготовил «Билль о монополиях», который ущемил интересы английской буржуазии.

Разрыв шаблона. Король Яков I называл своего фаворита Стини — сокращение от святого Стефана, чье лицо, по Библии, «сияло, словно лик ангела». Без малейшего стеснения он говорил: «У Христа был его Иоанн, а у меня есть мой Джордж». За год до смерти 68-летний Яков писал Стини: "Молю Бога о нашем брачном союзе на Рождество. Да осенит тебя благословение Божье, жена моя, да пребудешь ты утешением великим своего старого отца и мужа". Бекингем подписывался в ответах: «Скромный раб и собака Вашего величества».

Прочие

Генрих IV Великий (Генрих Наваррский, Генрих Бурбон) — король Франции и Наварры, основатель французской королевской династии Бурбонов, отец короля Людовика ХІІІ.
Будучи гугенотом, он принял католицизм ("Париж стоит мессы") и после этого стал королем Франции. Для прекращения межконфессиональной вражды подписал Нантский эдикт, даровавший свободу вероисповедания протестантам. Во внешней политике, помимо целей укрепления и возвеличения Франции, преследовал далеко идущие планы панъевропейского союза христианских государей.
Этот король покровительствовал семейству дю Плесси, которое подарило миру кардинала Армана де Ришелье. Он хорошо относился к будущему кардиналу, тогда еще молодому епископу Люсонскому, и называл его "мой епископ".

Луи Ногарэ де Ла Валетт, герцог д’Эпернон - кардинал и архиепископ Тулузский. С 1628 года он начал военную карьеру и зарекомендовал себя талантливым военачальником. Он был другом Ришелье, к большому неудовольствию его отца, опального герцога д'Эпернона. Последний с презрением называл сына кардиналом Валетом (т.е. лакеем), намекая на то, что Луи якобы низкопоклонствовал перед Ришелье, что было неправдой. Был губернатором Анжу и Меца, коммандором Ордена Святого Духа. Командовал французскими войсками в Германии, Пикардии и Италии. Умер от пневмонии.

Мари Эме де Роган-Монбазон, герцогиня де Шеврез - одна из центральных фигур в водовороте придворных интриг Франции 1-й половины XVII века. Была удалена от королевского двора из-за подозрения в помощи связи Анны Австрийской с герцогом Бекингемом и также за участие в заговорах, направленных на смещение с трона Людовика XІІІ и физическое устранение кардинала Ришелье, однако не прекращала интриговать и в изгнании.

Братья Марильяки - Луи, граф де Бомон-Роже, маршал Франции, и Мишель, канцлер при дворе Людовика XIII. Оба в 1630 году участвовали в заговоре против кардинала Ришелье ("День Одураченных"), после раскрытия заговора Луи был казнен, а Мишель умер в тюрьме.

Шарль д’Альбер — фаворит короля Людовика XIII, который ради него восстановил упраздненное звание коннетабля Франции и сделал его первым герцогом де Люинем. Служил пажом при дворе Генриха IV. Затем его приставили к дофину (позже Людовику XIII), и он сумел заслужить расположение принца, выучив его дрессировать птиц. Требовал и получал новые должности и титулы для себя и своих родных. Взял в жены будущую герцогиню Шеврез из дома Роганов. Водворившись в Лувре, он монополизировал доступ к особе короля. Однако, потерпев неудачу в войне против кальвинистов, утратил расположение Людовика, и вскоре, всеми покинутый, умер.

Герцог Анри II де Роган — первый герцог Роган, возглавлявший группировку французских гугенотов при Людовике XIII. Активно отстаивал их интересы при дворе. Он был главой безуспешного восстания гугенотов против политики Ришелье. После подавления гугенотских выступлений бежал в Венецию, предполагая создать на Кипре убежище для всех преследуемых протестантов, о чем вел деятельные переговоры с османским султаном. Осознав несбыточность этого прожекта, Роган вернулся во Францию, примирился с кардиналом и принял начальство над французскими отрядами в Швейцарии. Впоследствии отозванный за самовольное заключение невыгодного договора, он вскоре умер от раны.

Анри Куаффье де Рюзе, маркиз де Сен-Мар — фаворит Людовика XIII. Сын маркиза Эффиа, маршала Франции, близкого друга кардинала Ришелье. Был приставлен к королю кардиналом, который хотел сделать его своим орудием влияния на Людовика. Сен-Мар расположил к себе короля и был осыпан милостями. Таллеман де Рео в своих мемуарах вспоминает, что монарх каждый вечер уводил Сен-Мара к себе в спальню, осыпая его руки поцелуями. Позднее честолюбивый юноша задумал воспользоваться своим влиянием, чтобы низвергнуть первого министра. В заговоре принял участие Гастон Орлеанский. Заговор был раскрыт Ришелье, и низвергнутый фаворит был казнен вместе с лучшим другом.

Анри де Талейран-Перигор, граф де Шале, хранитель гардероба короля Людовика XIII. Второй сын Даниэля де Талейран-Перигора и Жанны-Франсуазы де Лассеран-Массанком. В 1626 году участвовал в заговоре, целью которого было устранение Людовика XIII и возведение на престол его брата Гастона. В результате провала заговора Шале был арестован и предан мучительной казни - ему отрубил голову неопытный палач.

Филипп IV Испанский, сын короля Филиппа III, брат Анны Австрийской и муж сестры короля Людовика XIII. В 1621 году по смерти отца стал королем Испании. Несмотря на родственные браки, отношения между Францией и Испанией временами были напряженными. В 1627 году война за Мантуанское наследство породила трехлетнюю войну между Испанией и Францией, которая закончилась невыгодным для Испании Кераскским миром. Через 8 лет мир снова был нарушен, война шла с переменным успехом, и закончилась тем, что в 1642 году провинция Каталония восстала против испанского владычества и попросила защиты у Франции, после чего в нее были введены французские войска.

Гаспар де Гусман, герцог Оливарес, испанский государственный деятель, фаворит Филиппа IV, первый министр с 1621 по 1643 годы. В условиях экономического и политического упадка страны пытался укрепить административный аппарат, подавлял сепаратистские тенденции провинций. По его инициативе Испания участвовала в Тридцатилетней войне. В 1643 году получил отставку.

Кардинал-инфант Фердинанд Австрийский, брат короля Испании Филиппа IV, инфант Испании, губернатор Милана и Испанских Нидерландов, вице-король Каталонии, кардинал-архиепископ Толедо в 1619—1641 годах и командующий испанскими силами во время Тридцатилетней войны. Едва не завоевал Париж, но остановился буквально в последний миг из-за неудач на других фронтах. Умер от болезни в возрасте 31 года.

Люси Карлейль, прототип Миледи в романе Дюма, вторая жена Джеймса Хея, 1-го графа Карлейля, светская дама при дворе Карла I. В период гражданского противостояния Люси неоднократно переходила на сторону как короля, так и парламентариев. Это, в конце концов, закончилось ее заключением в Тауэр, где она пробыла больше года. Историю с алмазными подвесками королевы Анны, которые эта дама якобы срезала с плеча герцога Бекингема, впервые рассказал в своих мемуарах Франсуа VI герцог де Ларошфуко.

Фредерик-Генрих, принц Оранский — главнокомандующий и штатгальтер (глава государства) Республики Соединенных Провинций Нидерландов. Поскольку протестантская республика под его предводительством боролась с Испанией за владение Бельгией (по большей части католической и называвшейся тогда Испанскими Нидерландами), Фредерик-Генрих являлся естественным, хотя и не бесплатным, союзником кардинала Ришелье в борьбе с Габсбургами. Союзу с ним французы во многом обязаны благополучным исходом войны с Испанией.

Густав II Адольф — король Швеции, «Снежный король» и «Лев Севера». Его двадцатилетнее царствование является одной из наиболее блестящих страниц в истории Швеции. Участвовал в Тридцатилетней войне. Был убит в битве при Лютцене 16 ноября 1632 года из-за неудачной атаки кавалерии. Был союзником Франции в обмен на щедрые денежные пособия. Ришелье пошел на такой союз с протестантским монархом ради ослабления главных соперников Франции в континентальной Европе — Австрии и Испании. Он был уверен, что шведская армия под командованием Густава Адольфа нанесет поражение войскам императора Фердинанда II. Эти планы рухнули после гибели Густава-Адольфа. Франция была вынуждена вступить в войну с Испанией и империей Габсбургов.

Павел V (в миру Камилло Боргезе) — Папа римский с 16 мая 1605 по 28 января 1621 гг. В первые годы понтификата Павла V наступило сближение папства с Францией, доминирующая роль которой в Европе проступала все более явственно. Он рукоположил будущего кардинала Ришелье в епископы, хотя тот еще не достиг необходимых для этой должности 23 лет. Сохранилась легенда, что Арман обманул Папу, не сообщив свой истинный возраст, и покаялся в этом только после возведения в сан. Папа якобы отпустил ему этот грех и заметил: "Из этого молодого человека выйдет недюжинный плут. Он далеко пойдет!".

Клип

Визитка WTF Richelieu 2014 from Richelieu Team on Vimeo.

Аватары

Баннеры

<div align="center"><a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/?tag=4981067"><img src="http://static.diary.ru/userdir/9/6/8/7/968706/80337131.jpg"></a></div>

<div align="center"><a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/?tag=4981067"><img src="http://static.diary.ru/userdir/9/6/8/7/968706/80337133.jpg"></a></div>

<div align="center"><a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/?tag=4981067"><img src="http://static.diary.ru/userdir/9/6/8/7/968706/80337135.jpg"></a></div>

<div align="center"><a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/?tag=4981067"><img src="http://static.diary.ru/userdir/9/6/8/7/968706/80337136.jpg"></a></div>

Вылупляшки

<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-01.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-02.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-03.jpg"></a>
<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-04.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-05.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-06.jpg"></a>
<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-07.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-08.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-09.jpg"></a>
<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-10.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-11.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-12.jpg"></a>
<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-13.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-14.jpg"></a>	<a href="http://wtfcombat2014.diary.ru/p194601136.htm"><img src="http://polemika.com.ua/images/richteam/richteam-v-15.jpg"></a>

Скачать все	Читать на WTF	Читать в дневнике

© WTF Richelieu 2014

 

@темы: выкладки, визитка, wtf 2014